- Ты чудо,- прошептал Юра, он касался ладонями ее бедер, ощущая чудный изгиб, сердце колотилось, рвалось из груди, дыхание перехватывало. Я так счастлив...
- И я тоже... Ты хотел помыть мои волосики...
За последнее время ее волосы быстро выросли, стали длинными, и особенно это стало заметно сейчас, когда они превратились в тяжелые мокрые волокна и уже закрывали ее худенькие лопатки. Юра осторожно намотал волосы на руку, чтобы ощутить их прелесть и заставить ее томно откинуть голову; ему показалась, будто вспыхнула полоска на шее, он выпустил гриву, взял пластмассовую бутылочку, вылил огромную тягучую каплю елея, она поползла по волосам, как замедленная струя благоухающей лавы. Не нужно было экономить воду, тугие струи летели во все стороны; чудно было видеть Машину обнаженную грудь под светом ранней луны, сверкающую пену, исчезающую у ног...
Они решили не одеваться и, скомкав свои простенькие наряды и простыни, выскочили из душевой; резко открывшаяся дверь пристукнула немытую тень, она жалобно ойкнула. С развевающимися простынями обнаженные купальщики пролетели мимо ошалевших прапорщиков, подпрыгнули, вознеслись над забором и исчезли.
- Господи, помилуй! - завидев вихрем поднятые тела, пробормотал патрульный и неумело перекрестился. Голых видал, но чтоб летали! - И тут же почувствовал, как закружилась голова, будто залпом выпил бутыль портвейна.
Напарник же мигом протрезвел и дал резкую отповедь:
- Почудилось нам... Не бывает такого!
...В несколько секунд, не касаясь грешной земли, они промчались сквозь расстояние. В небе мигали сочные звезды, посылая свои поцелуи из глубины далекого прошлого расстоянием в миллионы солнечных лет... Они с легкостью преодолели забор и вновь очутились на территории печали и скорби. Ворота уже не охранялись, так как бывший поэт Сыромяткин понял, что любая стража н это противоестественная свободе субстанция. Да и влюбленным, прямо скажем, не нужны ворота. Они ворвались в каморкины покои, сохранив наготу и веру в бесконечное, нарастающе-распухающее счастье. Вода еще не высохла на их телах, а они уже бросились в объятия друг друга, сердца их заколотились еще сильнее, сначала вразнобой, потом в унисон, как и положено любящим. Ее разметавшиеся волосы на глазах высыхали в его горячем дыхании; она извивалась серебристой змейкой, ожидая слепое жгучее проникновение, и страшно было, и нет... Томное нетерпение, подрагивающие голубоватые коленки, руки, жадные и скользящие по телу; она привстала, и волосы цвета червонного золота обрушились на Юрку густым водопадом, струящаяся щелковистая масса отгородила от всего мира его лицо - остались лишь ее улыбка и мерцающие глаза...
Вдруг небо с грохотом треснуло, и посыпалась радужная штукатурка. Это старый поэт Сыромяткин надумал постучать в дверь каморки. Юра нехотя поднялся и, как был в естественном виде, пошел открывать, даже не подумав, стыдно это или некрасиво.
Сыромяткин, увидев обнаженного юношу, заговорил чистейшей прозой:
- О величественнейший и прекраснейший Аполлон! Не соблагоизволите ли вы и дева Мария посетить сегодняшней ночью волшебный бал? Бал будет символическим, он внесет ясность во все то, что каждый из нас, влекомый нашей бедственной и несчастливой судьбой горемычной, пытается найти в безысходной жизни... И в этом предназначение мероприятия. Не пир сатанинский во время чумы, но прибежище последней радости для истомленных душ...
Юра и Маша облеклись в одежды и спустились во двор. Больные были там. Вынесли даже тех, кто не мог передвигаться. Стояла здесь и кровать, покрытая простыней. Тут открылись ворота, и гуськом, один за другим, потянулись музыканты с трубами, валторнами, кларнетами, флейтами, барабанами и прочим духовым скарбом. К ним решительной походкой направился Автандил.
- Почему без фраков? - строго спросил он толстячка дирижера.
Тот стал вполголоса оправдываться, разводя при этом руками... "Видимо, трудности",- подумал Юра и пошел к музыкантам. А те уже играли вальс "Амурские волны".
- А-а, господин санитар! - усмехнулся недобро Автандил. Вы получили мое приглашение на бал?
Юра молча кивнул. Когда музыка закончилась, он спросил у дирижера:
- Как ему удалось уговорить вас прийти сюда?
Дирижер потупился и ответил, покраснев:
- Он предложил нам хорошие деньги. И все мы с радостью согласились. Кому сейчас нужна музыка? Свадеб нет, а похорон так много, и жизнь настолько скверная, что о музыкантах даже и не вспоминают... Мы из городского театра, господин санитар, и этот человек по имени Автандил, дай Бог ему здоровья, вручил нам задаток в настоящих американских долларах и пообещал отдать остальную часть после бала.
- Сыграйте что-нибудь веселое,- сказал Юра, глянув на подошедшую Машу. Правильно я говорю?
- Правильно,- согласилась она и погладила толстячка по щеке. Тот даже замурлыкал от удовольствия - видно, давно его никто не ласкал. Грустная музыка нужна тем, кто устал смеяться.
- Это вы очень хорошо и верно подметили! - обрадовался дирижер. Он повернулся к музыкантам, поднял палочку, и грянул жизнерадостный туш...