До свидания, эрлюсы

Дед Василий совсем собрался выйти из укрытия, да чутким своим ухом уловил шорох на чердаке. Старик замер, а потом осторожно взвел курки старенькой двустволки — все надежнее. Из чердачного лаза в потолке показалась пятка, за ней другая. Ноги! Маленькие! Они пошарили по стене, нашли уступ и подались вниз. В повисшем на руках мальчишке сторож узнал Ваньку, сына вдовы Настасьи Блиновой. У Настасьи ребят пятеро. Ванька — последний. «Эх! надеру же я тебе уши, шельмец», — предвкушал сторож, но решил посмотреть, что же будет делать Ванька. А босоногое привидение осмотрелось и, крадучись, подошло к трактору. Ванька забрался на сиденье, повозился с рычагами и вдруг затрещал, подражая тракторному мотору:

— Трр…тррр…трррр…

И из-за этого постреленка дед Василий сидел целый час как неживой на каких-то железках! Ну, нет!

От старости до детства — один шаг, может, поэтому Ванька был спасен: дед Василий вспомнил себя таким, как Ванька. И не что-нибудь там вспомнил старик, а именно пролетку в сарае управляющего. Она — черная, блестящая от лака, оглобли задраны вверх, сиденья мягкие… Вот бы прокатиться! Да знал Васятка — дорога плата. А потому забирался он на отцовскую телегу, размахивал прутом над головою и, как кучер управляющего, кричал:

— Эй вы, любезные!

И не видел мальчишка покосившегося двора, возле которого стояла телега. И телега становилась пролеткой, и несла ее тройка вороных по широкому тракту! А Васька все подгонял и подгонял:

— Эй вы, любезные!

Так он мчался до тех пор, пока не раздавался окрик мачехи:

— Опять, знать, спятил, окаянный!

И — прощай мечта!

…Привидение, между тем, рокотало. Ванькин трактор шел по огромному гону — Ваньке надо еще много гектаров вспахать рассыпчатой пахучей земли. Стало темнеть, а Ванька все пахал и пахал:

— Трррр… тррррр…

А деду Василию уже невтерпеж без дыма, ног теперь вроде и вовсе не было, но выйти из укрытия старик не мог: выйти — значит спугнуть мечту.

Наконец, спасительное с улицы:

— Вань, домой!

Не «глушит» Ванька мотора. И только когда с улицы в третий раз громко и не по-доброму прокричали: «Ванька-а-аааа! Домой!» Ванька затих, потом, крадучись действительно как привидение, неслышно подошел к стенке и стал карабкаться к потайному лазу.

«Заделать надо. Начальству сказать завтра», — вздохнул сторож и попытался встать на ноги.

…Дед Василий терпеливо ожидал в конторе заведующего мастерскими. На коленях старика лежали двустволка и шапка — сторож пришел прямо с дежурства.

— Иди поспи, Семеныч, не скоро он придет еще, — уговаривала уборщица.

— Нельзя — дело важное.

Заведующий пришел рано. Федотов — городской человек, обходительный. Он поздоровался с дедом за руку, назвал по имени и отчеству и пригласил в кабинет. Все это и нравилось старому сторожу, и не нравилось — с простым мужиком проще договориться, а Федотов — инженер.

«А может, оно и лучше. Образованные понятливее». — И решил без окольностей:

— Дмитрий Петрович, по важному делу к тебе.

— Слушаю вас. Да вы садитесь.

— Ничего, мы и постоим. Дмитрий Петрович, ты Ваньку — безотцовщину знаешь? Настасьи Блиновой сын. Младший.

— А! Вспомнил, вспомнил.

— Дмитрий Петрович, возьми его к себе в обучение: по технике мальчишка обмирает.

Кудряшкино солнце

Ее болезнь врачи называют непонятным словом. Для Аллы же это значит: нельзя бегать, ходить, нельзя рвать цветы, бывать в кино, нельзя учиться в школе. Нельзя, нельзя — все нельзя. Можно только спокойно лежать в кровати.

Лежать скучно. Все предметы в комнате давно изучены. Каждый гвоздик, каждая царапина на потолке и стенах до тошноты знакомы. Для веселья она мысленно, про себя, играет или придумывает сказки. Когда дома никого нет, Алла рассказывает их вслух. Об этом знает только Тришка — смешная и хитрая собачонка. Тришка прибегает послушать Аллу, усаживается на стул, наклоняет голову набок и делает вид, что сказки ему нравятся. Алла понимает Тришкину хитрость: ему бы только получить конфету. Иногда она нарочно придумывает длинные сказки. Глаза у Тришки грустные, он облизывается и тяжело вздыхает. Получив конфету, пес тем не менее делает вид, что она его вовсе не интересует. Алла отворачивается. Тришка хватает конфету и удирает в прихожую, на свое место.

Алла — бледная и худая девочка. Может, не только от болезни, а оттого, что живет в сумрачной квартире с окнами на север.

В конце года папе обещают дать квартиру в новом доме.

Но до конца года еще далеко — на дворе только май. Все говорят, что он в этом году необыкновенно теплый и яркий, но Алла этого не замечает…