Имя незнакомцу было Мило, и он выступал руководителем местного капитула тех, кто «давши слово – его держал». Он же владел и минивэном, чей салон был практически пуст, если не считать одинокой аптечки, стопки одеял и жутковатой связки нейлонового шнура. Пока отец вел машину по притихшим улицам ночной Омахи, Мило с Пенни не сводили глаз с тротуаров и переулков, высматривая пропавшую женщину. Проткнув резиновую пробку на каком-то пузырьке, Мило набрал целый шприц прозрачной жидкости.
В одном из наиболее запущенных кварталов они заметили человеческую фигуру в банном халате, которая толкала перед собой блестящую, дребезжащую тележку из универсама. Ее волосы – да, это была женщина – висели нечесаными клоками, скрывая лицо. Слезившиеся глаза утонули в оплывших веках. Голые ноги были черны от грязи. В тележке тряслась коллекция изгвазданных, утративших былой глянец, но по-прежнему розовых «кончиков». Сбоку висел прихваченный проволокой транспарантик: «Работаю за батарейки».
– Есть! – шепнул Мило. – Не спугни!
Он еще на ходу сдвинул боковую дверь. Женщина с тележкой даже не успела заметить их появление, как Мило прыгнул на нее с развернутым одеялом в руках. Накинув его как сеть, он сшиб женщину на асфальт. Та зашлась криком, отбиваясь от ловца. Мило скомандовал:
– Шнур! Скотч!
Пенни испуганно забилась в глубь салона, а вот отец мигом выскочил из-за «баранки» на подмогу. Вдвоем они взвалили даму в халате на плечи и быстро затащили в минивэн. На протяжении всего эпизода она настаивала:
– Игрушки! Игрушки мои не забудьте!
Мило натужно задвинул тяжелую дверь, и отец Пенни ударил по газам. Тележка с убогим скарбом растаяла в зеркале заднего вида.
Похищение заняло не более полутора минут. В темной глуби салона выкраденная женщина продолжала визжать, пока Мило не воткнул шприц ей в руку.
По-прежнему с одышкой, но уже не столь сильной, отец промолвил:
– Прости, дочка, что заставил тебя такое увидеть.
Лишь сейчас Пенни сообразила, кто именно лежит рядом с ней в шнурах и с транквилизатором в крови.
Ее родная мама.
– Бедняжка, только посмотрите на нее, – сочувственно сказал Мило, заклеивая рот скотчем. – Придется распрограммировать.
Они катили по живописным бульварам и кварталам, которые Пенни знала с детства.
Отец тем временем рассказывал, как мать стремительно деградировала до безумия. Он со своими товарищами по церкви организовал допрос с пристрастием, однако на все обвинения в преступном пристрастии следовал категорический протест и отказ признать патологическую зависимость от «до самых кончиков». Сегодня они решили силой вернуть ее домой, где и будут держать на седативах, попутно обрабатывая гипнозом и прочими методами для выработки условной реакции отвращения. Не то она окончательно себя погубит.
Пенни уже не удивлялась, что не сумела узнать собственную мать в ополоумевшем, предельно изможденном существе.
Добравшись наконец до дома, они аккуратно занесли спеленутое и перевязанное тело на крыльцо, затем в прихожую. Когда пациентку освободили от остатков одежды, а руки и ноги надежно притянули к ножкам кровати – мало ли что, – Пенни отпросилась в подпол, где мама хранила подшивки. Каждая полка каждого стеллажа была снабжена биркой с указанием года и месяца; впрочем, Пенни не потребовалось копаться в такой массе материала. На стульчике лежала уже заготовленная стопка номеров, относящихся к Максвеллу. «Спасибо, мама, выкроила время», – тепло подумала Пенни. Бедняга перелопатила тысячи накопленных за полстолетия выпусков, дабы отобрать из них драгоценные страницы.
Приготовив себе заслуженную чашку какао, Пенни перенесла таблоиды в гостиную, устроилась в любимом кресле возле камина и стала читать.
Новой информации почерпнуть удалось не так уж много. Итак, Максвелл, окрещенный Корнелиусом Линусом, появился на свет 24 января 19 … года в родильной палате медцентра Харборвью города Сиэтл. Сведения об отце отсутствуют. Мать вырастила его в одиночку. Других детей не имелось.
Макс поступил в Вашингтонский университет, однако бросил учебу уже на первом курсе, когда погибла мать. Ходили слухи, что вуз он променял на шанс стать учеником каких-то там гималайских гуру. Сплетники позлее помещали его в экзотические публичные дома и мутные околомедицинские учреждения, где за деньги было доступно что угодно: разнузданные сексуальные оргии, дизайнерские наркотики… Одним словом, Корни Максвелл сошел с горизонта на целых шесть лет. А когда вынырнул, по прошествии пары месяцев объединил силы с юной и амбициозной Клариссой Хайнд.