До самых кончиков

Пенни недоумевала: вот уж вряд ли эдакие стройняшки с миндальными глазами, да к тому же не обметанные прыщами, сталкиваются с проблемой нехватки кавалеров. Эти-то в последнюю очередь ринутся сметать с прилавков максвелловские как-их-бишь-там-кончики.

А вот и знакомый рекламный гвоздь: «Миллиарду мужей грозит скорая отставка…»

– У них бутик на Пятой авеню, – промычала Моник с набитым ртом. – Завтра открытие. Жду не дождусь.

Перед мысленным взором Пенни всплыл главный сбытовой филиал. Там уже сейчас очередь на два квартала вплоть до Пятьдесят пятой. Фасад облицован розовым зеркалом; сколько ни вглядывайся, дорогая покупательница, увидишь лишь свое отражение – розовощекое, похорошевшее.

Хотелось верить, что массовая продукция будет качественнее той стрекозы, что Макс оставил ей в «Гольфстриме». Пенни задремала под убаюкивающую пульсацию, но на подлете к Ла-Гуардиа обнаружила, что игрушка сломалась. Пластиковые крылышки облетели, брюшко развалилось, и, словно из кокона, оттуда что-то вылезло. Всплыло слово «метаморфоза». Но это гусеница становится бабочкой, взрослое насекомое просто гибнет. Отложит яйца под капустный лист и помирает. Пока пилот готовился к посадке, Пенни незаметно выудила из себя кусочки силикона и спрятала их в карман шубки.

Она мысленно поклялась найти всамделишного, живого любовника из плоти и крови, не то ее и впрямь ждет очередь на Пятой авеню.

– Эй, Омаха, не зевай! – Моник швырнула в нее пригоршней присоленного, подмасленного попкорна.

В телевизоре Алуэтта д’Амбрози с грациозной неторопливостью пересекала сцену, направляясь за статуэткой. Подол лучшей актрисы кружил вокруг божественных ног. Обнаженные плечи гордо развернуты, грудь – спасибо открытому декольте – вперед и вверх. Словом, идеал успеха и уверенности в себе. Глаз не оторвать.

– Обожаю! – вздохнула Моник. – Интересно, камушек настоящий?

По центру ложбинки пылал исполинский сапфир.

Камера взяла крупным планом Максвелла, сидящего в десятом ряду. «Ботан»-сердцеед, похоже, забавлялся какой-то электронной игрушкой. Скользя пальцами по кнопкам крошечного черного устройства, он не обращал внимания на сценический триумф Алуэтты.

Зато прочая именитая публика не скупилась на восторженные овации. Стоя за трибуной из прозрачного оргстекла, ослепительно улыбчивая французская красавица благосклонно внимала аплодисментам. Зрители встали с мест. Буря, шквал, девятый вал восхищения. Когда фурор улегся и актриса подалась к микрофону, по ее изящным чертам скользнула тень боли. Губы и брови дрогнули. Секундная слабость миновала, и вновь вернулась знаменитая улыбка. Однако грим не мог скрыть внезапного румянца, а увлажненные путом пряди начинали липнуть к щекам.

Какая-то она ошарашенная, подумала Пенни. А впрочем, оно и понятно, такое событие…

Актриса приступила к ответной речи.

– Merci, – проворковала она в микрофон, и опять содрогнулась. – Alors…[9]

Всхлипывая, прижимая к груди золоченую статуэтку, Алуэтта шагнула в сторону кулис, но как-то неуверенно, словно разучилась ходить на шпильках.

После второго шага она споткнулась и упала. «Оскар» забряцал по полу. Публика сочувственно загудела.

– Эй, на помощь! – прикрикнула Моник на телевизор.

Суча ногами, Алуэтта приподнялась на локтях. Волны конвульсий пошли от ступней до самых бедер, пока трясучка не охватила обе ноги. Колени медленно разъехались в стороны, обращенный к зрителям подол пополз вверх. Алуэтта отчаянно пыталась прикрыться, но натянутая ткань не поддалась. Еще миг, и весь зал смог обозреть звездную промежность. А трусиков-то нет, сообразила Пенни. Да и кто станет надевать нижнее белье под облегающий наряд?

– Нет, ты видишь? – шепотом выдохнула Моник. Ее рука застыла на полпути от миски с попкорном к разинутому рту.

Пятикратной «оскароносице» было явно не по себе. Голова моталась из стороны в сторону, хлеща волосами по сцене. Глаза закатились под лоб, показав белки. Грудь ходила ходуном, спина выгнулась, словно подставляя бедра любовнику-невидимке.

– Нет! О нет! Только не здесь! – Ее французский акцент резко усилился. Со стороны казалось, что несчастная не сводит глаз с К. Линуса Максвелла.

Опомнившись, кто-то сообразил пустить рекламу.

Образ изнемогающей женщины, выпятившей голый лобок на многомиллионную аудиторию, тут же сменился очередной стайкой хихикающих прелестниц с ярко-розовыми фирменными пакетами.

* * *

В «Би-Би-Би»-конторе только и разговоров было что про скандальное происшествие. Алуэтта д’Амбрози скончалась. Согласно первой полосе «Пост», лопнувший сосуд головного мозга не дал ей дожить даже до приезда «скорой».