– Как король и королева? – спросил ты, обходя по кругу полянку и восхищаясь ею.
– Нет, как воины. – Я прыгнула прямо на тебя и повалила. – Элли Уокер отправляет в нокаут Августа Мэттьюса всего одним… – Но я не успела закончить, потому что ты сбросил меня на землю и, сев сверху, схватил за руки и стал лупить моими же кулаками.
Ты продолжил говорить за меня:
– Но вдруг Элли, обезумев от отравления вызывающим мутации ядом, начинает наносить удары себе в…
– Почему в твоих историях всегда есть вызывающий мутации яд? – сказала я, сопротивляясь что было мочи, чтобы не хлестать себя по щекам.
– Не во всех – только в самых лучших.
Я закатила глаза. И попыталась скрыть улыбку. Укромное местечко в лесочке на окраине района Фэрфилд стало нашим убежищем на долгие годы. Именно здесь я впервые поняла, что можно создать новый мир и жить в нем. Что можно забыть про мерзость и реальность и смеяться до боли громко. И мне нравилась эта боль. И только в нашем маленьком убежище я могла ее почувствовать.
Вскоре после того, как ты повалил меня на лопатки, я попыталась извернуться и освободиться.
– Это все, на что ты способна, Уокер? – спросил ты.
У тебя не хватало одного зуба, потому что ты упал с турника и выбил его. Из-за этого ты выглядел совершенно очаровательно и обезоруживающе. Я подтянула коленки к груди и оттолкнула тебя ногами. Ты плюхнулся в грязь и мох у корней платана.
– Кажется, нет.
С ревом ты помчался на меня, чтобы снова завалить. Я сделала ложный выпад влево, а потом повернулась вправо. Ты бесславно с громким хлопком упал на колени. Меня разобрало от смеха. Ты бросил на меня яростный взгляд через плечо, но в тебе не было злобы, хотя ты и пытался иногда ее изобразить. Практически тут же уголки твоего большого рта поползли вверх. Когда я встала, ты уже вовсю хохотал.
– Ладно. Будем считать, что это ничья.
– Ничья? – фыркнула я, намекая на то, что в этом раунде есть очевидный победитель.
– Так и быть. Ты победила. Правило А-Э.
– Точно, – усмехнулась я.
«Правило А-Э» было кодовым словом. Ты согласился устраивать поединки в лесу только при условии, что я никому не расскажу, если уделаю тебя. Это был наш секрет. Мы были супергероями, воинами, обитающими в лесу между рекой и окраиной микрорайона. Мне тогда нравилось играть с палками, притворяясь что есть мочи. Я была воинственной.
Я посмотрела вверх на небо. Солнце начинало прятаться за горизонт, и я напряглась.
– Мне нужно домой.
– Ой, да ладно. Мы сегодня поздно вышли. Погуляй еще часик.
– Мне влетит.
– Не будь трусишкой. Что такого в том, что тебя для разнообразия отругают?
Я отвернулась от тебя и посмотрела на небольшой ручей. Это была тоненькая струйка воды, впадающая в реку. Я знала, что ты имеешь в виду под словом «отругают». Я видела, как твоя мама отводила тебя в сторонку, тыкала в тебя пальцем и строгим голосом говорила: «Ты наказан – три дня будешь сидеть дома!» На самом деле это означало, что через день ты уже выйдешь гулять. К тому же ты все равно мог смотреть телевизор и приглашать друзей в гости. Я сомневалась, справедливо ли вообще называть это наказанием. Но я на тебя не обижалась. Я одновременно и завидовала и радовалась за тебя.
Тебе не нужно было приходить домой до семи часов вечера, чтобы смыть с себя все улики. Тебе не нужно было приходить домой, молча сидеть за столом и чувствовать, как по спине стекает пот от того, что ты гадаешь, сколько уже успел выпить твой отец.
– Я пошла, – сказала я и ушла, не оборачиваясь. Мне было грустно и страшно идти домой, но еще я сердилась, потому что ты подумал, что я трусиха.
– Ну, Уокер… ну еще чуть-чуть.
Я побежала. Я не хотела, чтобы ты меня уговорил. Если я опоздаю, он снова побьет маму. А у нее до сих пор не прошел синяк, который появился два дня назад, когда я пролила молоко. В нем смешались желтый, черный и другие неестественные цвета. Я подумала, что даже ее тело понимает, что происходит нечто неправильное, и не хотела снова стать причиной цветения ее кожи.
Я побежала еще быстрее, когда услышала, что ты несешься следом и пытаешься догнать. Я редко побеждала в наших драках, но мне всегда удавалось тебя обогнать. Я разгонялась еще сильнее и вскоре увидела жилой микрорайон. Я срезала через двор Перси и оказалась на тротуаре. Я знала, что ты уже не бежишь за мной. Я не слышала, как ты отстал. Наверное, ты остановился еще на границе леса. На пороге нашего мира, населенного героями и мечтами. Ты мог остаться там подольше.
А я – нет.
Я вернулась вовремя. Вымылась. Чисто-чисто. Не издавала звуков. Воздух был тяжелым. Дом, казалось, сдавило. Ни слова.
Позднее этим вечером отец пил виски, и я услышала рычание его голоса и приглушенный шепот мамы. Отец кричал. Мне показалась, что он произнес мое имя, но я накрыла голову подушкой, чтобы не слушать. Мама никогда не плакала. Я – всегда. Я надеялась, что однажды я тоже научусь не плакать. Я вытерла рукой нос. На ней остались сопли. Я оглянулась в поисках салфетки или бумажного полотенца. Ни того, ни другого под рукой не оказалось.