До последнего удара сердца

– Все от него досталось, – кивнула головой Клавдия Сергеевна. – И сервиз вот этот, «Розенталь», между прочим! – со значением пояснила хозяйка, Женя уважительно, восхищенно выдохнула. Что за «Розенталь», ей было неведомо, но демонстрировать свое невежество она не собиралась. – Хрусталь чешский, потом…

– Заканчивай болтать, – оборвал ее на полуслове Петр Тарасович, – люди по делу пришли. – А сам продолжил: – Большой человек был. И приданое у Клавдии было по высшему разряду. Обеспечил покойничек. Но уж когда Никита заболел, не до жиру стало. Когда вопрос об операции встал, я сразу сказал, надо за границу ехать. Да она вот перепугалась. Куда мы поедем, не понимаем ничего, обманут, даже лекарство как принимать, не поймем! А тут еще врачиха эта, Дробышева. Так насела, просто клещ, давайте оперироваться, у нас лучшие специалисты, у нас маршал оперировался, у нас космонавт оперировался. Задурила, в общем! Вот мы с Максимом и договорились. С племянником.

– Обобрал нас, как липок! – всхлипнула снова Клавдия Сергеевна. – Мне потом умные люди сказали, что почку-то на черном рынке намного дешевле купить можно. Да кто же знал про рынок этот? А тут родной человек, своя кровь! Мы к нему от отчаяния, а он, паразит, догола нас раздел! – причитала она обиженно, забыв даже плакать.

– Ладно тебе, – шикнул на нее Петр Тарасович. – Куда нам теперь это все? В гроб с собой не потащим. Никита у нас один был. Надо было троих рожать! А ты все фигуру берегла! По парикмахерским бегала. Начальство!

– Я, между прочим, заведующей работала в садике, на меня люди смотрели! – обиженно пискнула Клавдия Сергеевна. – Да и как раньше детей растить было? Не то что сейчас. Тут тебе и машины-автоматы, и памперсы, и детское питание. А я что, деточку не хотела?

– Да что уж теперь, – снова махнул на нее рукой Петр Тарасович. – Вот живем теперь одни, в берлоге этой, барахло чуть не на голове стоит. И выбросить жалко, и не нужно оно теперь.

– А Никиточка у нас и музыкальную школу закончил, и на фигурки я его водила, и на языки, – перечисляла Клавдия Сергеевна, загибая пальцы.

– А что все-таки с Дробышевой и с угрозами? – решила прервать грозящие затянуться до бесконечности воспоминания Женя.

– Когда мы заявления в прокуратуру написали и жалобы, которые Михайлов составил, нам по телефону звонить стали с угрозами, Петя их послал куда подальше, сказал, что его не запугать, – горячо заговорила Клавдия Сергеевна, – они раза три звонили, не меньше. А потом он домой с работы шел вечером, ему по затылку железной трубой дали, да еще и избили после, бессознательного!

Петр Тарасович во время рассказа непроизвольно поглаживал крупной ладонью затылок.

– А полиция что же? – возмущенно спросила Женя.

– А что полиция? Есть им до нас дело? – обиженно проговорила Клавдия Сергеевна. – Сказали, что наркоманы наверняка напали, и дело с концом.

– Кошелек у меня и правда вытащили, – буркнул Петр Тарасович.

– Ясно, – кивнула журналистка. – Ну а еще какие-то подробности того дела вы помните? Какие-то детали, события? Ну, хоть что-то?

Супруги недоуменно нахмурились. Было заметно, как мысли их шарят в дальних уголках памяти, пытаясь отыскать там хоть что-то важное, интересное, забытое, перебирают мелкие детали, пересыпают слова, перетряхивают давнишние встречи.

– Не знаю, насколько это важно или интересно, – с сомнением проговорил Петр Тарасович, – но, когда все это началось, я в больницу ездил, хотя Михайлов и не велел, с санитаркой говорил, которая за сыном ухаживала, перед операцией. – Он как-то неуверенно взглянул на жену. – Я тебе не сказал тогда. – Он снова потупился, пошевелил седыми бровями и продолжил: – Я ей тысячу в карман сунул и велел на лестницу выйти поговорить, она не хотела, боялась, наверное, но я еще тысячу сунул, она и вышла. Только не на лестницу, а велела на чердак идти, там у них вроде курилки что-то. Стулья сломанные, столы колченогие, – словно вспоминая в подробностях тот день, не спеша рассказывал Петр Тарасович. – Она не сразу пришла, минут через двадцать. Александра Васильевна ее звали. Старая уже была, но энергичная. Таких битюгов ворочала, о-го-го, – с восхищением заметил он, отвлекаясь.

– Так что она вам рассказала? – нетерпеливо спросила Женя, которой ужасно хотелось успеть на ночной поезд и вернуться в Петербург в понедельник утром. Как там у Володи дела со Стрижелецкой?

– Мне пришлось ей пятерку заплатить, чтобы она хоть что-то сказала, – крякнул Петр Тарасович, отчего припудренные щеки Клавдии Сергеевны вспыхнули нездоровой яркости натуральным румянцем.

– И? – снова поторопила Женя.

– Она сказала, что Дробышевой очень боится, что у той покровители такие высокие, что в ее дела даже главврач не лезет. Делает вид, что ничего не знает, – взглядывая на девушку, рассказывал Петр Тарасович.

– Значит, главврач здесь ни при чем? – удивилась Женя. – А кто именно ей покровительствовал?