До последнего солдата

– Нет, этого прямо здесь. Потом пришлось выволакивать. Ночью. Вот отсюда, – Беркуту показалось, что сейчас уже Калина вспоминает об этом без особого душевного содрогания. Хотя, возможно, и раскаивается.

С минуту они молча смотрели друг на друга. Единственное, что Андрей до сих пор сумел открыть для себя в этой женщине, – что в ней не осталось ни капельки женственности. Теперь же, подчиняясь какому-то трудно объяснимому влечению, он снял с головы Калины шапку и забросил на нары, потом, отложив автомат, расстегнул пуговицы ватника и старого, заеложенного пиджака… Под тонким свитерком четко обозначились острые бугорки груди.

Не удержавшись, Беркут медленно провел пальцами по ее щеке, по шее, как бы невзначай коснулся одного из этих бугорков и задержал руку уже где-то на скрытой под мешковатыми брюками и ремнем талии.

Похоже, что сначала Калина попросту не поняла, почему капитан вдруг так повел себя. Решила, что единственной целью его было действительно убедиться, что перед ним девушка, а не парень. Только поэтому так безропотно позволила расстегивать и осматривать себя. Но потом… потом у нее уже не хватило силы воли одернуть верзилу-офицера.

Так и стояла, запрокинув голову, словно карлик перед огромной статуей, и, завороженно всматриваясь в его лицо, безучастно ожидала, чем кончится этот его сугубо мужской порыв.

– …Неужели прямо здесь?.. – проговорил Беркут совершенно не то, что нужно было сказать сейчас. И нервно облизал губы, чувствуя, что во рту у него все покрылось соляной коркой жажды.

– А… где? – едва слышно проговорила она. – В доме? Там нельзя. Лучшего места нам не найти.

Андрей растерянно улыбнулся. Он имел в виду совершенно не это. Всего лишь пытался уточнить, действительно ли Калина убила того красавца из охранного батальона именно здесь; и еще его поразило, как спокойно, по-деловому она восприняла его «нечаянное предложение».

– Чего ухмыляешься? – вдруг резко спросила девушка. – Смеешься-то чего?!

– Извини. Это у меня от усталости.

– От усталости по бедрам не шарят.

– Ты права. Но я рад, что ты все-таки женщина.

– В чем бы еще надо было бы убедиться, – скабрезно хихикнула Калина.

– Вот, пытаюсь…

– И в этом вся твоя попытка? – вновь опасно иронизировала девушка.

– Даже странно как-то, когда притрагиваешься.

– Это – да. Без баб вы быстро дичаете.

– Старик не знал, что он, охранник твой, сюда приходил? – сняв руку с бедер, Андрей вновь коснулся груди девушки. – Ты его сама приводила? Тайно?

– С-са-ма, – закивала головой Калина. – Дважды. Старик даже не догадывался об этом. Но этот не любил меня, – она так ни разу и не назвала его по имени. – Он лишь… Да ты и сам такой, что тебе объяснять? Однако убила не поэтому, нет-нет, – вдруг всполошилась девушка. – Боже меня упаси. Уходя, он заметил автомат. И еще в ящике лежали документы того унтер-офицера. Я готовилась передать их партизанам, которые иногда наведывались к нам на хутор.

– Неужели выдал бы?

– Этот – да. Коммунистов он ненавидел страшнее, чем сами немцы. А коль я за них… Словом, мы бы так и попрощались с ним. Не любя, навсегда. Но он взял эту солдатскую книжку, полистал ее и говорит: «Так это что… твоя работа? Так ты, гадина, что, тоже на энкаведистов работаешь? Да тебя завтра же повесят! Одно слово скажу – и на первой же ветке».

– Не нужно, хватит об этом, – резко прервал ее капитан. – И не смотри на меня так. Я достаточно наслушался подобных исповедей. – Он прошелся по подземелью, опять взял автомат, проверил его. Быстро рассовал по карманам шинели лимонки, засунул за ремень ручку немецкой гранаты, порастыкивал по опустевшим подсумкам автоматные рожки.

– Вместо того чтобы раздеваться, ты вооружаешься? Такого в моей практике еще не случалось.

– Часть этого арсенала я конфисковываю. Хватит с тебя того, что осталось.

– Да не в железках этих дело, еще насобираю. К тому же у меня два таких тайника.

– Ого, старательно готовилась! Уж не партизанский ли отряд решила создавать?

– А я не уверена, что и при своих не придется по подземельям прятаться. Говорят, к тем, кто на оккупированной территории был, «верные сталинцы» относятся, как к врагам народа.

– Брось, не может такого быть. Впрочем…

– Зря я тебе об этом, да?.. – с грустью спросила Калина, пытаясь заглянуть ему в глаза. Пальцы ее застряли на пуговице пиджака, который она все еще не решалась застегнуть.

– О «врагах народа»?

– Да нет, о полицае, с которым… Из-за этого вся охота к любви у тебя враз пропала.

Беркут и сам не мог понять, что происходит, почему он так ведет себя. Но он действительно перестал воспринимать ее как женщину. «Или, может, сам себя перестал воспринимать как мужчину, – ехидно заметил Андрей. – Так и признайся, если не Калине, то хотя бы самому себе».

– Точно, не нужно было рассказывать о полицае, – продолжала искать объяснение того, почему мужчина вдруг так резко охладел к ней. Однако поняв, что уже ничего не исправить, вновь напропалую ударилась в воспоминания. – Но так оно и было на самом деле. Пока вытаскивала его через этот лаз, через штольню… Пока хоронила в плавнях… сама чуть не рехнулась.