— Ага, так просто: «контратаковать-преследовать…», — мрачно возражал ему старшина, по существу, принявший на себя, как старший по званию, командование ротой. — Так контратаковали, что из роты, из ста двадцати бойцов, пятьдесят два человека осталось! Да нет, уже пятьдесят один. Из них семеро раненых, вместе с вами! Вы же видели, сколько людей гибнет во время контратак да рукопашных. Их теперь потихоньку нужно. Из-за камней, маневрируя…
— Не трави: «потихоньку»! — брезгливо как-то парировал Корун, болезненно морщась и пытаясь подняться повыше, на склон впадины, чтобы сесть. В правой руке у него все еще был пистолет и, говоря это, он все время размахивал им, словно действительно поднимал бойцов в контратаку. — Эй, кто такие?! — воинственно поинтересовался он, увидев на скате этого известнякового кратера капитана Беркута, лейтенанта Глодова и двух рядовых.
— Так это ж они нас и спасли, — успел подсказать Бодров.
— Меня никто не спасал, старшина! Можно подумать, что рота уже погибла!
— Капитан Беркут, — спокойно назвал себя Андрей, спускаясь по склону чуть ниже, чтобы не маячить на простреливаемой равнине. — Представитель штаба дивизии. Получил приказ генерала Мезенцева возглавить все оказавшиеся здесь, на плато, группы и удерживать плацдарм до наступления основных сил дивизии.
— Интересно, какие такие группы ты можешь возглавить здесь, капитан?
— Понимаю, что вы ранены, товарищ старший лейтенант. Тем не менее просил бы сменить тон.
— Что?! — осекся Корун, удивленно взглянув на Бодрова. Но старшина молча передернул борцовскими плечами и посмотрел куда-то ввысь, на низкое, насупившееся небо, не предвещавшее в эти ранние часы ни солнца, ни тепла, ни тихой погоды. — О чем это он?
— Не горячитесь, старший лейтенант, — попробовал успокоить его Глодов, однако ротный уже закусил удела:
— Кажется, здесь еще один Багратион объявился, — все еще продолжал Корун обращаться к своему старшине. — Когда надо было захватывать этот плацдарм, что-то его здесь не видно было, а теперь вдруг решил погеройствовать.
— Итак, в роте у вас пятьдесят один боец? — словно бы и не расслышал его слов капитан.
— Там, у болота, залегло семеро чужаков-пехотинцев, — вставил старшина, все еще не отводя глаз от серой ширмы небес. — Хорошие хлопцы, только чуток перепуганы. И ефрейтор, что командует ими, вроде как контужен. Хомутовым его кличут. Нервный какой-то.
— Божественно, значит вас пятьдесят восемь, — оживился Беркут. — Это уже гарнизон. Лейтенант, — обратился к Глодову, — тех семерых возьмете под свое командование. Таким образом, сформируем отдельный взвод. Вы своих людей, старший лейтенант, тоже разделите пока на два равных по численности взвода. Чтобы удобнее было командовать.
— Это можно, — уже более миролюбиво согласился Корун, поняв, что отнимать у него роту капитан не собирается. — Старшина, подели людей. Один взвод примешь сам, другой пусть примет старший сержант Абовян. Кстати, он в строю?
— Полчаса назад постреливал.
— И еще, — остановил Беркут старшину. — Прикажите бойцам собрать все имеющееся на поле боя и вообще на этом плато оружие, боеприпасы, перевязочные материалы, словом, все, что может пригодиться при длительном пребывании здесь, в окружении врага.
— Так мы что, через реку переправляться не будем? — удивился старшина.
— Поздно переправляться, немцы перестреляют нас, как перепелов. Подкрепления тоже пока что не ожидается. Раненых — в каменоломни, создайте там лазарет. Вам, старший лейтенант, тоже настоятельно советую отлежаться. Лейтенант, приготовиться к отходу на новые позиции.
— Что значит, «к отходу»? — попытался подняться Корун. — Если мы уйдем отсюда, немцы двинутся вслед за нами.
— На этом рубеже нам их тоже не удержать. Сейчас семь утра, — взглянул Андрей на часы. — До сих пор немцы были заняты переправами. Здесь, как я понял, у них не более роты, которую они бросили против вас так, с марша, в горячке боя. Но скоро окончательно рассветет, потеплеет, их командование разберется, что к чему, и подтянет минометы…
— Но они будут обстреливать и каменоломни, косу. А маневрировать там уже негде.
— Перейдем к партизанским методам войны. Мне это знакомо. Кроме того, вы забыли, что на левом фланге у вас все осталось открытым.
— Что значит: «открытым»? Я выставил заслон. Немцы нажали отсюда.
— Заслон мы обнаружили уже возле хутора. Еле выловили его между камнями.
— Да это тоже не нашенские, — вставил Бодров.
— Я так и понял. Однако учтите, что с этой минуты все они уже «нашенские».
— Раз вы у нас теперь за коменданта, к тому же по приказу самого генерала, то понятно…
— Все, старшина, выполняйте приказ.
— Товарищ капитан, — вдруг появился у чаши кратера старшина Кобзач. — Там мы офицера ихнего. Живого.
— Где он? — оживился Андрей. Сейчас ему позарез нужен был «язык». А еще — немецкая офицерская форма.
— В ложбинке, к нашим раненым завели, — объяснил старшина уже на ходу.
— Неужели сам сдался?
— Если бы. Но только что-то я не помню, чтобы офицеры ихние в плен сдавались, тем более — окруженцам.
— Тоже ничего подобного не припоминаю.