До последнего (ЛП)

Хасан сказал ей, что армия может спокойно идти со скоростью три мили в час весь день и все еще быть достаточно свежей, чтобы сражаться в конце дня. Они также могли бы удвоить эту скорость на несколько часов, если бы потребовалось, но пока он держал темп медленным и устойчивым.

Идти все равно было тяжело. Палило солнце, и марширующие ноги поднимали грязь и пыль. Все это попадало Зорике в глаза и раздражало горло, но вода была нормирована, поэтому она изо всех сил старалась не обращать на это внимания. И даже среди всего этого она чувствовала на себе взгляды, слышала перешептывания. Зорике знала, что это естественно, — и ее действия подталкивали к этому людей, — но все равно ненавидела все эти взгляды и шепотки. Она не хотела, чтобы ей поклонялись.

Однако, примерно через она почувствовала, что с нее достаточно. Ее взгляд постоянно был прикован к голубому небу над головой. Она говорила себе, что высматривает эгрилов, что враг где-то там, и ей нужно убедиться, что ее армия в безопасности. Но, если она хотела быть честной с собой, это была ложь.

Небо обещало свободу.

Она повернулась к Аасгоду:

— Я собираюсь немного полетать. Убедиться, что нас не ждут никакие сюрпризы.

— Как пожелаете, Ваше Величество, — ответил маг.

— Тобо. — Она взвилась вверх — гораздо быстрее, чем было необходимо, — но ей не терпелось оказаться в другом месте. Ветер хлестнул ее по лицу, холодный и резкий, проясняя ее разум и унося запах погребальных костров Анджона.

Она поднималась — тысяча футов, две тысячи, три тысячи, четыре. Слишком далеко, чтобы можно было разглядеть, что происходит внизу, слишком далеко, чтобы ее можно было по-настоящему разглядеть. Она была просто искрой наверху.

Зорика посмотрела на север, за горы, за пологие холмы, туда, где росла трава и леса простирались до горизонта. Сколько времени ей потребуется, чтобы добраться до Айсаира? День? Желание узнать, испытать себя было огромным. Она могла бы полететь туда и сразиться с Черепами в одиночку, как она делала в Лейсо. Тиннстра сказала ей нет, когда она предлагала это раньше, но сейчас, больше, чем когда-либо, это казалось хорошим поступком. Правильным поступком. Не нужно терять больше жизней.

Затем она взглянула вниз, на колонну солдат на Северной дороге. Что они подумают, если она улетит? Что она сбегает? Что она бросает их после всего, через что они прошли? А что, если враг нападет на них, пока ее не будет — Избранные, Дайджаку и только Боги знают, что еще? Тогда их смерть ляжет на ее плечи, и она не сможет этого вынести.

Большинство из них были мейгорцами, которым их тиан приказал сражаться на чужой земле — якобы они должны заплатить воображаемый долг, потому что она освободила их страну. Правда была в том, что они ничего ей не должны. Черепа вторглись в Мейгор только из-за нее. Долг был ее.

А потом пришло воспоминание о том, что Избранные делали с ней на пляже. Воспоминание о боли, которую они ей причинили. В Мейгоре их заряды отскакивали от ее щитов, как дождь от камня. Но сейчас? Они обожгли ее миллионом разных способов. Что, если в Айсаире ее ждут другие Избранные, подобные тем? Что, если ее силы будет недостаточно?

Нет, она не полетит в Айсаир.

Зорика оставалась в воздухе еще полчаса, наслаждаясь одиночеством, наслаждаясь тишиной, но, в конце концов, долг призвал, и она вернулась на землю. Она медленно приблизилась, зная, что взгляды снова прикованы к ней, стараясь выглядеть уверенно и комфортно, вести себя как королева. Спина прямая, голова высоко поднята. Она почти слышала голос Майзы, поправляющей ее осанку.

— Ваше Величество, — сказал Аасгод, кланяясь, когда она приземлилась рядом с ним.

С ним был Раласис, и мейгорец отвесил ей в знак приветствия гораздо менее почтительный поклон.

— Ваше величество, — с улыбкой сказал он.

— Здравствуй, командор, — ответила она. — Все хорошо?

— Это зависит от того, что вы считаете «хорошо», моя королева, — сказал Раласис. — Никаких признаков врага, так что это уже кое-что. Мы хорошо продвигаемся вперед и скоро покинем горы; будем надеяться, что впереди нас ждет более мягкая почва и немного холодной воды.

— Но?

— Я моряк, а не солдат. Мои ноги предназначены для того, чтобы стоять на корабле. Маршировать неестественно для меня — и еще кое для кого-либо, я бы предположил. Таким образом, мои ноги — сплошная боль, — сказал Раласис. — К счастью, я не из тех, кто жалуется.

— Неужели? — спросил Аасгод.

— Мой отец всегда говорил мне, что лучше страдать молча, — ответил Раласис.

— Мудрый человек, — сказал Аасгод. — Думаю, он бы мне очень понравился.

— Не сомневаюсь. — Раласис выгнул бровь. — Вам обоим нравится давать ненужные советы.

Зорика рассмеялась, но тут же одернула себя.

— Я что-то не так сказал, Ваше Величество? — спросил Раласис.

— Мне кажется неправильным смеяться, — тихо ответила она. — Не сейчас.

— Отнюдь нет, — сказал Раласис. — Война — лучшее время для смеха. Это напоминает нам, что мы живы.

— Твой отец сказал тебе это? — спросил Аасгод.

Все они рассмеялись, и Зорике пришлось признать, что это было приятно.