До неба и выше (СИ)

Макс бился в лихорадке, с него градом лил пот, а клеймо не отпускало. Нечто темное и злое металось в теле Дэй Квона и не могло найти выхода.

Джун не останавливался. Он стоял в центре пентаграммы и беззвучно читал заклинание. Одна его рука упиралась в лоб Макса, вторая сдавливала живот. Электрические импульсы разрядами все нарастающей мощности пробегали по жилам Уэды, невыносимая боль, словно изнутри тебя рвут на части сотни изголодавшихся крыс, грозила сбить ход сложного обряда. Если такое произойдет, и он собьется, то можно похоронить идею повтора, клеймо пустит корни и Макс будет обречен. Этого нельзя допустить, какой бы высокой не была цена.

Снова и снова, казалось, слова исходят от кого-то другого, живут своей жизнью, разлетаются в разные стороны и сходятся вновь. Сознание то мутнело, то прояснялось, в голове плыли образы из детства.

“ - Ты не мой братик, ты чужой, мама совсем тебя не любит, - Джун отталкивает Макса и едва не плачет от обиды и ревности. Его ничуть не заботят его слезы. Он хочет только одного – чтобы Макс умер, исчез, провалился, чтобы его утащили прочь злые духи.

- Джун, как можно быть таким жестоким? - Сидзука подхватывает на руки плачущего Макса и ее взгляд… в нем страх… в нем отторжение. Пусть на миг, но она почти ненавидела его.

- Ненавижу тебя! - изо всех сил кричит Джун, не сдерживая горечи слез, - ты чужой, чужой, чужой!”

Воззвав к резервам своих сил, Уэда направил всю свою энергию на поддержку гаснущего сопротивления Макса. В эту минуту приступ ненависти к самому себе перекрыл все, включая и без того подавленный инстинкт самосохранения.

«Борись, слышишь? Борись… не смей сдаваться» - взывал Джун к сознанию Дэй Квона.

- Уэда, перестань, ты убьешь себя, сбавь обороты, тебе это не по силам, - где-то за пределами понимания звучали крики Касару. Тень пытался схватить его, вырвать из пентаграммы, но нет, он не остановится, ни за что не отступит.

«Я не отпущу тебя, борись, размазня, ты же… ты же мой брат… ты не чужой… не чужой…»

Черный вихрь вырвался из тела Макса, и на секунду зависнув над потолком, с оглушительным ревом устремилась на Джуна.

Пентаграмма вспыхнула и мгновенно образовала над парнем ореол защиты.

Быстро среагировав, Касару распахнул заранее приготовленную чашу и бросил ее на пол. Мгновенье, и чернота была проглочена древней ловушкой.

Воцарилась оглушающая тишина. Макс облегченно выдохнул - клеймо сползло с его кожи без следа.

Мину подскочил к пентаграмме и едва успел подхватить еле стоящего на ногах Джуна.

В шаге от потери сознания, оборотень за край воротника притянул Тень к себе.

- Только попробуй сказать ему,… убью.

Касару тяжело вздохнул.

- Я сам тебя убью, ты чего здесь творил? - сквозь зубы процедил Мину, - тебя в сообществе не учили, что такой фокус может и к праотцам отправить?

- Отойди, - Джун облокотился о край стола, на котором лежал Макс. Измотанный и обессиленный, но живой. Значит все не зря, значит, все в порядке.

Уэда провел ладонью по волосам парня.

- Джун,… зачем ты… - слабо простонал Дэй Квон, но оборотень не дал ему договорить, приложив палец к его губам.

- Я был тебе должен, - тихо выговорил он, - прости.

- Чего стоишь, развяжи его, - раздраженно бросил Джун, нетвердым шагом направляясь в свою комнату, - и если Адриан… если он вдруг придет, скажи, что я сплю,… что всю ночь в сети просидел и просил не беспокоить… ты все понял? Он не должен заподозрить, крови ведь нет,… не хочу, чтобы он волновался… я,… я посплю пару часов и буду в порядке…

- Ну да, - скривился Мину, - разумеется. Про порно-сайт упомянуть или так прокатит?

Дверь за Джуном уже закрылась. Слабым жестом наложив заклятье непроникновения на замок, стены и окна, оборотень рухнул на постель и выдернув из под головы подушку, закрыл глаза.

«Джун, как можно быть таким жестоким?» - пронеслось в голове болезненным эхом. Из уголков глаз скользнула слеза. Какой же он на самом деле? В самой глубине души?

========== Глава 164-165 ==========

Глава 164.

Тела на крюках напоминают немного покореженные и где-то уродливые, шарнирные куклы, но когда лезвие клинка рвет кожу, взгляду открываются настоящие потроха: шевелящиеся кишки, сжимающееся сердце… Кукла на дыбе оживает, кричит, и пытается сорвать руки, нанизанные на крюки… дотянуться до брюха, в диком ужасе желая удержать органы в теле. Слезы текут бесконечным потоком, а кровь, как любят обычно писать - горячая и липкая… банально, но она действительно такая, а в таком количестве и под жаром огня даже приторно сладковатая, отдающая металлическим солоноватым привкусом. Жертва все кричит и кричит, но два раза не умереть, а тело… оно восстановится только для того, чтобы подвергнуться новым пыткам, раз за разом, все больше искажая людскую душу, уничтожая сами воспоминания о том, что она когда–то была человеческой.

Некоторые глупцы искренне верят, что к боли можно привыкнуть, преодолеть болевой порог, отрешиться от агонии, но и они все кричат и кричат, со временем, разве что, привыкая уже не молить о пощаде. Если о боли и можно было забыть - здесь бы этому не дали случиться.