До наступления темноты

Я отломал от грозди пару бананов и принялся от нечего делать разглядывать снимки. Они изображали семью, что-то празднующую на лужайке около дома. Какой-то посторонний мужчина в белой рубашке-поло стоял на веранде, держась за руки с Люз. Когда я сдирал кожуру со второго банана, на глаза мне попалась поблекшая черно-белая фотография пятерых мужчин. Одним из них был, несомненно, тот, что снялся с Люз. Все пятеро стояли в плавках на пляже, прижимая к груди обращенных лицом к камере детишек. Живот крайнего слева покрывали крупные шрамы.

Я наклонился поближе, вглядываясь. Волосы у него были тогда потемнее, но никаких сомнений в том, кто он, у меня не осталось. Это длинное лицо и жилистое тело принадлежали Человеку-Пицце.

Допив оставшуюся в бутылке воду, я сунул шкурки бананов в пластиковый мешок под раковиной и направился к койке. Как ни долго я проспал, а все еще чувствовал, что отдых мне не помешает.

Меня разбудил звук автомобильного двигателя. Направляясь к наружной двери, я запнулся о походную аптечку.

Ослепительное солнце ударило мне в глаза, однако я успел увидеть направлявшуюся к лесу «мазду». А прикрыв глаза козырьком ладони, разглядел и стоящую перед домом Кэрри. Она повернулась ко мне:

– С добрым утром.

Провожая взглядом пикап, я кивнул в ответ.

– Аарон отправился в Чепо. Там уже несколько месяцев сидит в клетке ягуар. Сейчас принесу вам одежду и полотенце. Вы как?

– Хорошо, спасибо. Лихорадка, похоже, отпустила.

– Я готовлю завтрак. Хотите чего-нибудь?

– Спасибо, однако, если вы не против, я бы сначала принял душ.

– Конечно.

На задах пристройки обнаружился навес. Тут явно была моечная зона. Прямо передо мной возвышалась душевая кабинка – три стенки из рифленого железа и старая пластиковая занавеска вместо четвертой. Из дыры в крыше свисал, извиваясь, черный резиновый шланг. За душем стояла старая двойная раковина из нержавейки, к ней тянулись еще два шланга, сливные трубы уходили в землю. Еще дальше маячила кабинка уборной.

Я сдвинул занавеску душа, стянул с себя всю одежду и бросил ее на землю. Пол в кабинке был бетонный, со сливным отверстием в середине, имелась также полка с флаконом шампуня и уже наполовину смыленным куском мыла.

Я намочил повязку тепловатой водой, надеясь, что она размягчит запекшуюся кровь, и, держа шланг над головой, отсчитал шестьдесят секунд. Потом перекрыл воду, намылился издававшим цветочный запах мылом и втер в волосы пену шампуня. Решив, что вода свое дело сделала, я нагнулся и принялся разматывать повязку.

Пока я скрипел зубами, втирая мыло в порез, снаружи послышался какой-то шум. Я высунул голову из душа, собираясь поблагодарить Кэрри за одежду и полотенце, но передо мной оказалась не она, а Люз. Она была в поношенной голубой ночной рубашке, а таких буйных, вьющихся черных волос, как у нее, я отродясь не видел. Рядом с ней лежала стопка одежды и синее полотенце. Девочка стояла, глядя на меня большими черными глазами латиноамериканки.

– Hola, – сказала она.

На таком уровне я испанский понимал.

– О, hola. Ты Люз?

Она кивнула.

– Мама просила передать вам вот это. – Выговор у нее был американский, с легкой примесью испанских интонаций.

– Огромное спасибо. Меня зовут Ник. Рад знакомству с тобой, Люз.

Она снова кивнула:

– Пока, – и ушла.

Снова включив воду, я потратил вторые выделенные мне шестьдесят секунд на ополаскивание.

Досуха вытершись полотенцем, я влез в одежду Аарона – хлопковые, цвета хаки брюки с большими накладными карманами и выцветшую серую футболку с длинными рукавами. Брюки оказались великоваты в талии.

Я пригладил волосы, потом вытащил из футлярчика нож и, смыв с него кровь Диего, сунул в карман. Повесил сырое полотенце на веревку и с грязной одеждой и кроссовками в руках вернулся в каптерку. Там я прихватил аптечку и спутниковую фотографию, а с ними и бумажник Диего, за которым пришлось слазить под койку. Выйдя наружу, я снова присел на выступ фундамента.

На снимке ясно различалась дорога, ведущая от дома Чарли к воротам, джипы, дымок, вырывавшийся из выхлопной трубы бульдозера, который выкорчевывал здоровенный пень, и люди, разлегшиеся у бассейна. Снимок был хорош, но ничего нового он мне не дал.

Я отыскал в аптечке пузырек с порошком антибиотика, присыпал рану, потом соорудил марлевую повязку и закрепил ее эластичным бинтом.

Носков мне Кэрри не выдала, пришлось надеть свои. На ощупь они были точно картонные, но хоть высохли, и на том спасибо. Я натянул кроссовки, смазал шишки на физиономии антигистаминной мазью и уложил все принадлежности обратно в аптечку. В ней обнаружилось еще и две английских булавки; для верности закрепив ими карман с документами, я отнес аптечку обратно в каптерку. Все свое барахло я запихал под койку, потом отыскал спички, выдолбил каблуком кроссовки ямку в земле и ссыпал в нее содержимое бумажника Диего – кроме тридцати восьми долларов – и поджег. Я смотрел, как сворачивается и чернеет фотография на его удостоверении личности, и думал о том, что мне делать с Майклом.