До конца своих дней

– Не торопись, – ответил Ланс со своей обвораживающей улыбкой. – Я не могу тебе сказать, куда мы едем. Это сюрприз.

Гинни вообще-то обожала сюрпризы, но сейчас ей больше всего хотелось добраться до Розленда.

– Это очень мило с твоей стороны, – медленно сказала она, не желая его обидеть, – но мне надо домой. Я так долго отсутствовала... я хочу увидеть папу. У меня неспокойно на душе.

– Джон в полном порядке, – сказал Ланс, успокаивающе похлопывая ее по руке.

Это, может быть, и успокоило бы Гинни, если бы Ланс не отводил глаза.

– В чем дело? – спросила она, отнимая руку. – Что случилось?

– Да ничего не случилось, – ответил Ланс с не совсем естественным смехом. – Твой отец... – Он замолчал, потом вздохнул. – Знаешь что, Гиневра-Элизабет Маклауд, ты все испортила. Какое же удовольствие от сюрприза, если ты отказываешься спокойно его дожидаться?

У Гинни заколотилось сердце. Может быть, Ланс не хочет ей говорить, что папа здесь, что это он придумал сюрприз?

– Я бы, может, и согласилась спокойно ждать, – сказала она, бросив на Ланса кокетливый взгляд, – если бы ты сказал мне, куда мы едем.

– Ох, я вижу, ты не отстанешь. Ну ладно, мы едем в ваш городской дом. Удовлетворена?

– В городской дом? – Насколько было известно Гинни, в этом доме никто не жил с тех пор, как... с тех пор, как мама... – Но почему?

Ланс повернулся к ней и сказал с явным раздражением:

– Господи! Да просто мы считали, что после такого долгого и утомительного путешествия тебе захочется провести вечер в городе.

– Мы?

– Мы все заночуем в городском доме. Твой дядя Джервис, Эдита-Энн и я. Ну чего ты скуксилась? Что в этом плохого?

– Ты же знаешь, что бывает, когда вы с моей кузиной оказываетесь под одной крышей.

Ланс покачал головой.

– Я тоже сомневался, сможем ли мы поладить, но последнее время она ведет себя совершенно прилично, просто таки мила.

Гинни улыбнулась.

– Трудно поверить. Помнишь, когда мы раньше играли в Камелот, вы с ней беспрерывно сцеплялись? Никто не умудрялся выводить мою воспитанную кузину из себя так, как ты. Порой мне казалось, что она того и гляди вцепится тебе в волосы.

– И все эти схватки провоцировала ты.

Это было так несправедливо, что Гинни потеряла дар речи.

– Я терпеть не могла эти ваши перепалки, – обиженно сказала она. – Зачем бы мне вас провоцировать?

– Ну-ну, не сердись. – Ланс шутливо поднял руки. – Я просто тебя поддразнил. Обожаю, когда ты начинаешь сверкать глазами.

– Ты вообще обожаешь дразнить людей, Ланс Бафорд. Я бы даже сказала, что Эдита-Энн так бесилась, потому что ты ее без конца дразнил. Мне и самой не раз хотелось вцепиться тебе в волосы.

– Надо мне об этом помнить. – Ланс улыбнулся ей своей особой нежной улыбкой, словно напоминая, что долго на него она сердиться не может. – Все это было и быльем поросло. Мы с Эдитой-Энн пообещали друг другу забыть свои разногласия и постараться, чтобы тебе было хорошо.

У Гинни потеплело на душе – наконец-то она почувствовала, что ее ждут, что ее любят. Жуткое морское путешествие и стычка в порту быстро забывались, как страшный сон. На Ланса можно положиться, он умеет все уладить.

– Знаешь, – со вздохом сказала она, – я беспокоилась, как меня встретит папа, но раз он постарался устроить мне такой прием, то, видимо, он забыл о том... о том, что случилось. – Даже разговаривая с Лансом, она не могла произнести вслух слова «мама умерла».

– Вообще-то Джона сегодня с нами не будет. Гинни словно обдало холодом.

– Не будет?

Ланс погладил ее по руке.

– Только не воображай ничего страшного. Я же говорил тебе, что все в порядке. Просто у него столько дел в Розленде, что он не смог вырваться.

Вечно папа занят на своей проклятой плантации! Сколько Гинни себя помнила, сахарный тростник всегда был для него важнее всего. Важнее единственной дочери. Даже важнее жены.

– Не надо кукситься, – ласково сказал Ланс. – Гляди, мы приехали.

Карета остановилась перед воротами из витого чугуна. За ними виднелся городской дом Маклаудов. У их более практичных соседей дома стояли близко к улице, но резиденция Маклаудов находилась в глубине и была скрыта густыми зарослями бугенвиллии. Посреди города, состоящего в основном из камня и железа, их двор казался оазисом. Войдя в ворота, человек словно оказывался в другом мире: в окружении цветов и вьющихся растений, перед прохладным фонтаном.

Вместо того чтобы построить себе новый дом на Кенел-стрит, как делали все вновь приехавшие в Новый Орлеан американцы, родители Гинни купили дом во французском квартале. На этом настояла Аманда Маклауд, которая обожала все французское, за что ее полюбили и приняли в свой круг даже самые избранные креольские[3] семьи. «Все любили маму», – со вздохом подумала Гинни.

Ланс сошел на землю и подал ей руку.

– Не беспокойся, милая, мы постараемся, чтобы тебе было сегодня весело.

Гинни покачала головой.

– Зная дядю Джервиса, я уверена, что он собирается меня увеселять бесконечными визитами к знакомым.

– Ничего подобного. Сейчас ты будешь отдыхать, а вечером мы все поедем к Фостерам, которые дают свой традиционный «последний бал лета».