До горького конца

Накануне клеведонского праздника, в необыкновенно жаркий, безветренный день, Джанна Бонд сидела в зеленой беседке хорошенького садика, примыкавшего к южной сторожке, и время от времени тяжело вздыхала. Вздыхала она столько же вследствие жары как и вследствие естественного волнения, которое возбуждала в ней ее работа. Она шила себе новый наряд к следующему дню, и так как только накануне вечером было окончательно решено, что она наденет новое розовое кисейное платье, а не старое лавандовое, она работала с лихорадочною поспешностью. На решение это имел значительное влияние Уэстон, подаривший ей соверен на новую ленту.

— Я знаю, что вы любите красивые цвета, — сказал он. — Купите себе самую яркую ленту во всем Танбридже. Я купил бы ее сам, но у мужчин нет вкуса на такого рода вещи.

Мисс Бонд не часто имела удовольствие получать такие подарки, хотя отец ее и слыл за достаточного человека. Она была одета всегда прилично, но очень скромно, как и подобает дочери богобоязненного методиста. Отец большею частью сам выбирал для нее платья, чтоб она не оскорбляла зрение избранных яркими цветами и пестрыми узорами. Джанна вела хозяйство отца, и каждую субботу обязана была отдавать самый строгий отчет в недельных расходах. На праздник тратилось всегда более, чем Джешуа Бонд считал нужным, но если он восставал против этого расхода, Джанна обыкновенно объявляла ему, что большая часть крахмала пошла на его воскресную сорочку.

— А мне кажется, что весь он ушел на твои гремучие юбки, Джанна, — возражал отец строгим тоном. — Два фунта крахмала в одну неделю! Это ужасно!

Но иногда, когда счеты мисс Бонд были ведены с необыкновенною аккуратностью, когда не было истрачено ни одной лишней копейки, старик смягчался до того, что дарил дочери шиллинг.

— Положи это в твою копилку, Джанна, — говорил он. — Надеюсь, что у тебя есть копилка?

— Конечно, батюшка, — отвечала мисс Бонд, вспомнив сломанную коробочку со стеклянными окошечками, валявшуюся где-то на недоступной верхней полке буфета.

Благодаря этим подаркам, мисс Бонд, получив соверен от Уэстона, который не раз проходил в южную калитку после первой встречи с ней, решилась обратиться к отцу со следующим вопросом:

— Вы не рассердитесь, батюшка, если я раз в жизни оденусь в цветное, — сказала она заискивающим тоном, когда он закурил свою трубку после особенно вкусного ужина. — Я буду казаться таким пугалом между другими девушками в этом вылинявшем платье, которое вы купили мне прошлое лето. Оно не берет крахмала, как вы знаете…

— Не берет крахмала, — воскликнул отец. — Я желал бы знать, что берет больше крахмала, чем твои платья. Я иногда даже подозреваю, что ты кормишь кур крахмалом.

— Как вам не грех это Говорить, батюшка, после всех моих трудов над вашим бельем! Желали бы вы, чтобы ваша воскресная сорочка была похожа на смятую тряпку?

— Два фунта крахмала в неделю на мою сорочку!

— Не сердитесь, батюшка, не то я буду принуждена идти в услужение, и работать на кого-нибудь другого, — возразила мисс Бонд, сердце которой было всегда переполнено мятежными чувствами, готовыми вспыхнуть при малейшем поводе. — Не многие девушки в мои годы…

— Девушки в твои годы! Тебя приличнее называть женщиной, — проворчал отец.

— Не многие девушки согласились бы жить в такой обстановке, в какой живу я, — продолжала Джанна, не слушая отца. — Ноя не жалуюсь. Я хотела только сказать, что так как мне удалось скопить несколько шиллингов, которые вы дарили мне в разное время, то не позволите ли вы мне сшить к празднику новое розовое кисейное платье.

— Шей себе что угодно, только не на мои деньги, — возразил отец сердито. — Если ты собственным рассудком не можешь понять, что прилично и что неприлично женщине в том положении, в которое Господу Богу угодно было поставить тебя, мне этого никогда не объяснить тебе. Делай себя посмешищем, если хочешь.

— Что за вздор, — проворчала мисс Бонд. — Посмешищем! Я не вижу причины, почему мне не носить красивых цветов.

Вынудив у отца это неохотное согласие, она сходила чем свет в Танбридж, купила себе розовой кисеи на весь соверен и, возвратясь домой, с жаром принялась за дело, мечтая о будущих победах.

Как все будут смотреть на ее платье, которое она сошьет таким же фасоном, как сшито одно из утренних платьев леди Клеведон! Как будет завидовать Мери Мазон, прачка и ее давнишняя соперница, которая наденет свое коричневое альпага, испещренное шнурками и пуговицами, но ничего не стоящее в сравнении с этою восхитительною кисеей.

— Желала бы я знать, что скажет он, — думала она, сбирая чуть не бесконечную полоску кисеи и обозначая именем онне жениха своего Джозефа Флуда, а нового поклонника Уэстона Валлори.