DNR

— Мне нельзя, мне ЭКО сделали.

— Чего сделали?

— Не важно. Пойдем.

Я довела его до знаменитого паба, где столики из старых бочек, заказала две кружки пива, и мы сели на улице. Уже темнело, вокруг бочек светились нагревалки, оформленные под старинные газовые колонки. Мимо толпой шли прохожие и туристы.

Мы молчали, просто смотрели на полные кружки. Рики поднял свою кружку, чокнулся с моей и поставил обратно. А сам вынул из-за пазухи электрическую бутылку и хорошенько присосался к ней.

Я поежилась.

— Ты мерзнешь, — сказал Рики. Он ушел внутрь бара и вернулся с пледом.

Как он догадался, что их тут можно попросить? Или в его время пледы в кафе тоже давали?

— Зря ты так с ними, Рики, — сказала я. — Мы же с тобой обсуждали, какие слова нельзя говорить и какие темы поднимать.

— Так они их поднимали.

— Ты всем хамил. А если кто-то реально в суд подаст?

— Мне посрать. Что вы мне сделаете? У меня даже ИД нету, я узнавал — юридически я вещь корпорации, говорящая скульптура из протезов.

Я вздохнула.

— Ты совсем не рад, что тебя оживили в честь твоего столетия?

— Рад, — согласился он хмуро. — Но они не добра мне желали. Вы же все тут богарты, я вам для денег нужен. Даже эту сраную бутылку было лень для меня придумать, лишние расходы. Спасибо тебе за нее, кстати. Я сразу понял, что ты здесь единственная настоящая. — Он опять приложился к бутылке — зелёный индикатор дополз до нуля, но сразу появилась новая шкала. — Я же не идиот, бэби, — продолжал он. — Им нужна реклама протезов. Шум, скандал, деньжат поднять с концерта и с волны продаж песен «Rolling Molly». Они права заранее выкупили, ты не знала?

— Наверно просто для юридической чистоты?

— А ты в курсе, что будет после концерта?

— Не знаю пока.

— А я знаю. Ничего. В планах корпорации нет со мной никаких мероприятий, акция закончена!

Я опешила.

— Ты хочешь сказать, что тебя выключат? Это будет скандал!

— Им нужен скандал, бэби. Я ходячая кукла с радиоприемником плюс огромный подвал с аппаратурой. А собственная нейросетка жрет дорого, я узнавал. Так что, думаю, меня просто отключат.

— Выясню, — пообещала я. — Но точно не отключат.

Тут мне позвонила мама — спросила, почему меня до сих пор нет дома. Я сказала, чтоб она не волновалась, просто сижу в пабе с бочками. Оказалось, к нам домой зашел Патрик и хочет срочно меня найти чтобы помириться. Мама пыталась передать ему трубку, но я ответила, чтоб он катился к черту. Кажется, она огорчилась.

— Проблемы? — понимающе спросил Рики.

Я отмахнулась.

— Странно, — задумался он. — У вас летучие машины, медицина, телефоны карманные, а проблемы те же…

Он лениво приложился к бутылке и некоторое время молчал.

— Бэби, хочешь знать, почему они оживили именно меня? Почему не Леннона, не Меркьюри, не Билли Айлиш? Она с пеленок жила в цифровом мире, от нее цифрового отпечатка, как вы это называете, осталось гребаное море — все блоги, интервью, переписки, каждая секунда жизни записана. Такую-то личность восстановить гораздо дешевле, чем меня, не нужно нейросетку на столетних архивах обучать месяцами.

Я задумалась.

— Может, потому что тебе завтра 100 лет? Или потому, что у тебя нет наследников? Авторские права, всё такое…

— Наследников нет, — зло прищурился Рики. — Мог быть. Но Софи его убила.

Мы помолчали. Я не знала, какие тут слова будут правильные.

— Может, ты просто самый талантливый?

— Вот это правда.

— А директор твой фанат?

— Он ко мне даже не зашел ни разу. Я просто самый скандальный, бэби.

Лицо его было совершенно серьезным.

— Ты не скандальный, ты милый. Да зачем корпорации скандал? — Я задумалась, посмотрела на свою кружку пива и сделала пару глотков. Пара глотков не повредит. — Нет, бывает такая тема — вирусный маркетинг, но в музыкальном бизнесе…

— Да им посрать на музыку, бэби! Чем громче скандал вокруг меня, тем лучше их протезы, сама же всё понимаешь. А тебя почему выбрали, догадалась?

— Почему?

— Ты лицо скандала. Специальная пресс-девочка для битья. У тебя за плечами уже рухнул первый банк Америки, и ты оправдывалась перед всем интернетом.

— Откуда ты знаешь? — опешила я.

Рики пожал плечами.

— Можно подумать, у вас тут плохо с информацией. Поспрашивал пылесоса, кто ты. У вас тут очень откровенные пылесосы, всезнающие.

Мы долго молчали. Бармен убрал пустые кружки и принес новые, хотя мы не просили.

— Ты обиделся на Эрика?

— А что обижаться на маразматика? — Рики пожал плечами. — Это уже не тот Эрик. Вы тут мне кричите, будто я не тот. А что Эрик не тот, не видите. Хотя каждый из вас уже не тот даже когда уснул и проснулся. Я помню, как Эрик после вручения Грэмми нажрался и проснулся не тот — с манией, будто его все деньгами обижают. И потом еще много раз умер, только вы не заметили, потому что только на тело смотрите. Потому что вас в детстве старая сука миссис Гувен не била тростью и не орала, что душа важнее тела. Ты даже не заметила, как Эрик умер на бис прямо при тебе — когда навал меня жертвой аборта. Эрик, с которым мы росли в католическом приюте, с которым дрались и ссорились, никогда бы этого не сказал!

Я вздохнула.