Дно разума

– Маруся Спиридонова. В соседней норе живет. (Под норой мать подразумевала землянку.) Она, считай, все своими глазами видела. Говорит: здоровенный детина, весь в черном. На голове маска. Схватил оба мешка и дралу. А я сегодня с утра в больницу ездила, – резко сменив тему разговора, сообщила мать. – Голова все кружится и кружится. Приезжаю домой: на столе твоя записка и деньги, а по полу поросятки бегают. Я в сарайке им загончик устроила. Потом пошла в столовку, за объедками. Кормить же этих тварей нужно. В лавочку дорогой забежала. Водки на радостях взяла да колбасы. Возвращаюсь, тут Маруська. Давай мне про грабеж толковать. Ну мы с ней по сто граммов и приняли. За здоровье этого бандита.

– Ой ли, по сто?

– Может, чуть больше. А ты, кстати, поросят где купил?

– На рынке.

– Я так и поняла. И вот спустилась я в погреб за закуской. Капуста у меня там в банках. Спустилась, значит…

«Она нашла деньги!» – понял Скок.

– Взяла банку и наверх.

Мать пристально смотрела на Скока. Лицо ее, освещенное скудным светом, казалось очень древним и страшным, седые волосы, заплетенные в жидкие косицы, торчали в разные стороны, как маленькие змейки. В глазах плясали язычки огня, отражение керосиновой лампы, и казалось: перед ним сидит не человек, а некий ужасный божок, восставший из царства мертвых.

Нашла…

Скок почти со страхом смотрел в лицо матери и не видел ни одной знакомой черты.

Нашла, нашла…

Он сжал лицо ладонью правой руки и помассировал его. Потом он вновь посмотрел на мать. На этот раз ничего особенного не наблюдалось.

– Давай-ка еще выпьем, – предложила мать, – а потом ты ляжешь спать.

– На чем?

– Да на топчане. Притащи из сарайки. Я тебе постелю, и ложись.

Всю ночь Скока мучили кошмары. Он ворочался на жестком топчане, слышал храп матери и, казалось, пребывал между сном и явью. В маленькое оконце бил бешеный свет полной луны, откуда-то издалека доносился унылый писк совы-сплюшки. Наконец, как только начало едва заметно светать, он поднялся с топчана и пошел на улицу. Сел на порог, закурил и стал равнодушно наблюдать, как на востоке на фоне частокола заводских труб небо понемножку светлеет.

Видно, она нашла деньги, когда лазила в погреб за капустой, размышлял Скок. Бочка была пустой, и вдруг в ней лежит какое-то тряпье. Притом несколько дней назад он при ней достал из погреба сверток с оружием. Нетрудно сопоставить события возле швейной фабрики с извлеченными из земли пистолетами. А в бочке сверху – черное трико. Даже в пропитой голове тут же возникнут законные подозрения. Сунула руку в бочку, а под спортивным костюмом мешки с деньгами!

Конечно, нужно было прятать добычу более тщательно. Заранее подготовить место…

Но теперь поздно. Мать, конечно, не болтлива, но ведь она пьет. А по пьянке чего не ляпнешь. Что же делать? Достать деньги при ней и перепрятать. Но куда? В общагу их не потащишь. Закопать где-нибудь? Это полная ерунда! Деньги могут понадобиться. Вдруг он решит свалить из Соцгорода? А если никуда не валить, а переждать? Но сколько? Месяц… полгода… год… Ментовка, конечно, начнет копать. Безусловно, доберутся и до Скока. Но какие у них имеются улики? Лица нападавшего никто не видел. Гильза от «парабеллума»… Но ствол никогда не светился. Спортивный костюм… Его нужно немедленно уничтожить, а пистолеты либо надежно перепрятать, либо вообще выкинуть. Деньги… Опять эти деньги! Эх, если бы не мамаша! Черт бы ее взял, в конце концов!

Скок докурил папиросу, вернулся в дом и улегся на топчан. На этот раз мать не храпела, а как-то странно гукала, словно хотела выдавить из себя нечто гадкое. Поскольку Скок большую часть жизни провел в местах, где никто не обращает внимания на звуки, издаваемые спящим соседом, он и тут никак не отреагировал на стоны матери и быстро уснул.

Проснулся наш герой, когда солнце уже вовсю светило с закопченных небес. Он растопил печь, сходил в курятник, нашел пяток яиц, потом достал и нарезал колбасу и сварганил замечательную глазунью. Мать продолжала без движения лежать на кровати.

– Эй, мамаша? – позвал он. – Вставай, хряпать будем.

Никакой реакции не последовало.

– Не хочешь – как хочешь.

Оставив треть яичницы на сковороде, Скок поставил на плиту чайник и только теперь внимательно взглянул на мать. Ее лицо выглядело довольно странно. Его словно перекосило. Рот стал кривым, нижняя губа отвисла, и на ней пузырилась слюна, глаза выкатились из орбит и бессмысленно таращились в пустоту. Скок потряс ее за плечо.

– Мамаша, ты чего?..

Но та лишь невнятно замычала.

– Допилась, – в сердцах произнес Скок. – «Скорую» нужно вызывать.