Дно разума

Кухня у старика выглядела старозаветно и своим убранством напоминала скорее музейный уголок, нежели жилое помещение. Добрую ее половину занимал громадный буфет черного дерева, походивший на готический собор. Стены буфета украшала причудливая резьба в виде гирлянд роз, ирисов и других цветочных штучек. Под самым потолком два веселых ангелочка, а может, амурчика сыпали из рогов изобилия виноградные гроздья, яблоки, груши и прочую плодово-ягодную хренотень. За цветными стеклами виднелись высокие хрустальные стаканы и громадные чайные чашки. Стены кухни украшали чернолаковые жостовские подносы, расписанные такими яркими пионами, астрами и анютиными глазками, что от их вида ломило зубы. Кроме подносов на стенах висел громадный безмен, который больше напоминал древнее холодное оружие – шестопер. На полках стояли старинные стеклянные бутылки квадратного сечения, с какими-то неведомыми разноцветными жидкостями. На столе высился древний медный самовар с многочисленными медалями на тусклых боках.

Хозяин щелкнул по самовару корявым ногтем и многозначительно взглянул на Севастьянова:

– Сейчас кипяточку заварим.

– В самоваре? – удивился профессор. – Это же долго, да и канительно.

– Мне его под электричество переделали, – пояснил Кобылин. – Воткнул вилку в розетку, и все дела. Пятнадцать минут, и можно чаек пить.

Действительно, самовар вскипел очень быстро. Хозяин налил гостю в стакан, стоявший в серебряном подстаканнике, себе же наполнил уже знакомую Севастьянову громадную чашку, расписанную столь же яркими цветами, как и на подносах.

– Пить будешь с малиной? А может, с сахаром или с конфеткой? – спросил он.

– Без ничего.

– Как это без ничего? Без ничего – это вода. Возьми вот «сосачку». Кисленькая… Очень освежает.

Севастьянов с хрустом раскусил конфету под названием «Барбарис». Старик же придвинул к себе вазочку с вареньем, зачерпнув пару ягод серебряной ложечкой, отправил их в рот и запил крепчайшим чаем.

– Ну рассказывай, – произнес Кобылин.

– Чего мне рассказывать… Я от вас жду рассказа.

– Нарыл я кой-чего, – сообщил старик и прищурился. Чувствовалось: ему не терпится сообщить о своих изысканиях, и только чудовищным напряжением воли он сдерживает себя и старается раньше времени не излить на гостя фонтана новостей. – Пришлось, конечно, походить, поспрашивать… В разных организациях побывал и в ведомствах… Народу порасспросил… – он выразительно провел ребром ладони по морщинистому горлу, – …тьму!

– И каковы результаты? – с любопытством спросил Севастьянов.

– Ты погоди с вопросами. Чай лучше пей. Все в свое время. Так вот, Серёнька. Выяснил я… Помнишь, ты спрашивал: имелись ли в Соцгороде какие-нибудь секты? Имелись, братец. Именно что имелись! И не какие-то там молокане или адвентисты седьмого дня, а, прямо скажем, недобрые секты. Хоть и времена тогда были суровые, но эта нечисть, как поганые грибы, гнездилась по темным углам, а по ночам вылезала из своих погребов. Так мне, во всяком случае, рассказывали знающие люди.

– О ком идет речь? – не удержался Севастьянов.

– О них, о них…

– О ком – о них?

– Об упырях!

– О каких еще упырях?! – вытаращил глаза Севастьянов.

– О тех самых! Которые еще вампирами прозываются.

– Ну вы даете! – засмеялся Севастьянов.

– Не веришь?!. А вот послушай. В тридцать пятом годе это случилось.[3] В поселке. Шанхаем он назывался. Сейчас на том месте пустыри… Так вот, обитала там одна семейка. По фамилии… Сейчас.

Тимофей Иванович поднялся из-за стола, вышел из кухни, но скоро вернулся, держа в руках засаленную записную книжку.

– Сейчас, дорогой… сейчас. – Он перелистал блокнот. – Ага, вот! Звали их Скворцовы. Отец на железной дороге вкалывал… Вроде машинистом. Или, может, сцепщиком. А мать дома, по хозяйству… В семействе имелись дети. Два мальчика и девочка.

И вот однажды ребятишки подались в поле щавель собирать. Пошли и братья Скворцовы… Короче, пока ребятишки валандались в поле, младший мальчишка пропал. Стали искать. Нет нигде! Старший пацаненок побежал в поселок. Рассказал все матери. Та давай его лупить… Ну это к делу не относится. Пришел отец с работы. Пошли они искать братишку всем табором. Долго шастали, однако обнаружили мальчика, только когда рассвело. Он был мертв.

– Почему мертв?

– Ты погоди с вопросами. Выслушай до конца. Так вот. Тело мальчика отвезли в морг, и там местный «эскулап» определил – ребенок умер от укуса змеи. Гадюка, якобы, его ужалила. Так в свидетельстве о смерти и записали. Ну гадюка так гадюка. Однако никто в эту гадюку не поверил. Ладно. Схоронили. И тем же вечером мертвый мальчонка явился к родне.

– Как это явился?!

– Не перебивай! – сердито произнес Кобылин. – Ногами пришел. Только он был уже не человеком.

– А кем? – не стерпел Севастьянов.

– Упырем! Его никакая не гадюка укусила, а другой упырь. Главный! От него вся зараза на Шанхае и пошла! Он перекусал всю свою семью, и те тоже стали упырями.

Севастьянов хмыкнул.

– Городские легенды…