Дни на острове

— Договоримся, ты будешь поменяешься. Ты посмотрел на Яниса и пожал плечами.

— Да? — Он опять посмотрел на тебя. — Это договорились?

— Ладно. — Ты встал со стула и собрался уйти наверх, но потом передумал: — Я тоже хотел с тобой поговорить.

— Так?

— О Герти.

Янис вытащил руки из посудины с масленой курицей и вытер их о фартук на животе. Он выжидающе посмотрел на тебя, и ты спросил:

— Ты знал, что она ходит по дому голая?

— Да, — кивнул Янис. — Этот я знает.

Вы оба замолчали. Он, наверное, потому, что не знал, что еще добавить, а ты был ошарашен этим ответом и не знал, что еще спросить.

— Значит, ты знал, — повторил ты.

Янис кивнул и опять запустил руки в курицу.

— И ты считаешь, что это нормально?

— Нормально, нормально…

Если бы ты как следует прислушался, мог бы услышать, как жирные пальцы массируют курицу.

Янис какое-то время мял ее изо всех сил, а потом сказал:

— Что такое это вообще нормально?

Ты состроил самую сердитую мину, какую только смог:

— Почему бы ей что-нибудь на себя не надеть?

— Это ты надо спросить у Герти.

— А я спрашиваю тебя!

Янис вздохнул:

— Дьякос…

— Не называй меня так.

— Что?

— Меня зовут Якоб.

Янис снова вздохнул:

— Дьякос, меня уже надоел этот весь чепуха.

— Якоб! — повторил ты. — Меня зовут Якоб! Я же тебе сказал!

И потом вдруг ни с того ни с сего сказал еще много, очень много всего. Что этот остров тупой и скучный, что у твоего отца есть время только на себя и на этот дурацкий ресторан и что этой дуре Герти лучше провалиться ко всем чертям с ее голой жопой (да, ты прямо так и сказал). Ты сказал, что тебе ни капли не хочется идти на улицу и с кем-то знакомиться и ты уж совсем не собираешься меняться. С какой стати вообще меняться? С чего Янис вообще взял, что тебе надо измениться? И, кстати, он же понимает, что ты сейчас хотел бы быть вовсе не здесь, а в Таиланде с Кейсом и мамой в их шикарном отеле?

— Там, по крайней мере, весело! — орал ты. — Там просто нормально! И не надо торчать в этой развалюхе, в этом мерзком, грязном…

— АРКЕТА!^[1]

Это слово прозвучало как боевой клич японского самурая, но только на языке Яниса, на греческом. От этого вопля, как от взрыва, по всей кухне разлетелись брызги масла, и даже курица, похоже, перепугалась.

— ХВАТИТ! — закричал Янис вдогонку на голландском.

Ты застыл на месте.

— Ты уметь только ныть? — распалялся твой отец все больше. — Ты подумает, я буду приехал на эту остров и ты и я — мы на солнце вместе праздник делать тут все время?

Ты боялся даже пошевелиться.

— Ты думаешь, жизнь тут такой, да? Ты так думал правда есть?

Ты сглотнул и хотел сказать, что это не так и что ты понимаешь, что Янис очень много работает, но он разошелся не на шутку, и его было уже не остановить. Его гнев грохотал как дождь из тяжелых слов.

— Если думаешь, жизнь тут — это ленивый жизнь для балованных детят, то так и сядь себе сидеть, ага! Так и делать дальше себе!

Ты покачал головой:

— Нет… — Голос у тебя оказался почему-то высокий и писклявый, совсем не такой, как ты ожидал. — Я не это хотел сказать… Я только думал…

— Что? — прокричал Янис, будто тараня тебя словами. — Что ты тогда думал только? Что? Я ждал от тобой, ты думает больше, чем это! Что ты думает, как это всё тут и для меня!

Ты не знал, что еще сказать, и, может, было лучше ничего больше не говорить. Против этого урагана фраз любые слова были бы бессильны. Ты опустил голову и уставился на плитки на полу ресторана, и как только ты разглядел, что длинная извилистая трещина сложилась в форму кошачьей головы (что довольно необычно, но при этом, конечно, полная ерунда), Янис снова открыл рот и гроза бабахнула самым сильным разрядом:

— Я тоже не просил, что ты есть тут!

На какую-то секунду, на крошечное мгновение, ты подумал, что неправильно его понял. Не так уж хорош был его голландский, да и какой отец станет говорить такой жуткий бред своему сыну? Но тут же эта последняя фраза Яниса как будто прожгла в тебе дыру и теперь дымилась у тебя в голове.

Кошачья голова из трещины в плитке злобно зашипела. Куриная кожа как будто вылезла из стеклянной посудины и покрыла мурашками стены, и пол, и твои руки. Ты не сводил глаз с Яниса и точно понимал одно: этот повар на этой кухне — он не может быть твоим отцом.

Аркета. Теперь уж точно хватит. Ты развернулся и, не оглядываясь, вышел из ресторана.

Ты выбрался из переулка и побрел по улицам. Больше всего тебе хотелось прямиком помчаться отсюда в Голландию, но уже через минуту в этой дурацкой деревне ты понятия не имел, где оказался. Все улочки и переулки были похожи как две капли воды, и ты просто побрел наудачу к морю.

— Привет! — вдруг крикнул кто-то у тебя за спиной.

Ты обернулся, — разумеется, ты все еще жутко злился. На самом деле это чувство можно было назвать злостью, или бешенством, или яростью, или гневом. Но все это мало заботило мальчишку, который сидел на низкой каменной стенке, отделявшей дорогу от пляжа.

У него были черные волосы и веселая загорелая физиономия. А из одежды — только длинные синие шорты и стоптанные желтые шлепанцы. Больше ничего.

— Голландец? — осторожно спросил ты.