Дни черного солнца

–  Да, – кивает отец. – Но все же это часть тебя. И очень важная часть.

Он улыбается, и я впервые замечаю, как глубоко сегодня его проницает печаль. Он кажется таким одиноким.

– Тебе придется это понять. Мы с тобой – не как все прочие люди…

* * *

Я опять закричала, пустив в ход и голос, и мысли. Боги способны их слышать, если смертный как следует сосредоточится: так до них доходят молитвы.

Ответа не последовало – ни от Сумасброда, ни от кого-либо еще. Я стала ощупывать окружающее пространство, но ни до чего не могла дотянуться. Может, Сумасброд был где-то здесь, прямо рядом со мной, только я найти его не могла?..

Неоткуда знать.

Как же мне страшно…

* * *

– Щупай, – говорит отец и направляет мою руку.

Я держу толстую кисть из конского волоса, краска на ней едко разит уксусом.

– Чувствуй вкус воздуха. Прислушивайся к шуршанию кисти. А потом просто поверь…

–  Поверить? Во что?

–  В то, чего ты ждешь. Что должно случиться. В то, что должно возникнуть. Если ты не обуздаешь его, оно обуздает тебя, малютка Ри. Никогда об этом не забывай…

* * *

Надо было мне остаться в доме, надо было мне уехать из города, надо было увидеть, как приближался превит, надо было оставить Солнышко в той яме, где он валялся, надо было остаться в Нимаро и никогда из дома не уходить.

* * *

– Краски – это дверь, – говорит отец.

* * *

Я вытянула перед собой руки и представила, что они дрожат.

* * *

– Дверь?.. – спрашиваю я удивленно.

–  Да. Сила скрыта в тебе, она спрятана, но краски открывают путь к этой силе, позволяя тебе излить часть ее на полотно. Или применить как-то еще по твоему усмотрению. Рисование – лишь способ до нее достучаться, который ты открыла первым.

–  Ух ты, – задумываюсь я. – То есть я могла бы направлять свою магию в песни, как ты?

–  Возможно. Тебе нравится петь?

–  Ну, не так, как рисовать. И голос у меня не такой звучный, как у тебя.

Он негромко смеется:

–  А мне нравится твой голосок…

–  Папа, да тебе все нравится, что я делаю!

Однако услышанное прочно завладело моими мыслями, и я говорю:

– Это значит, я могу не только рисовать? Например…

Мое детское воображение бессильно постичь безбрежные возможности магии. Тем паче что младшие боги еще не пришли в мир и не показали нам всех ее преимуществ.

– Например, превратить крольчиху в пчелу? Или заставить распуститься цветы?

Он некоторое время молчит, и я чувствую, что он предпочел бы ничего не говорить. Он никогда мне не лжет, даже если я задаю вопросы, на которые ему не хочется отвечать.

–  Не знаю. Иногда, когда я пою и верю, что что-то произойдет, – это и происходит. А иногда… – он медлит, ему почему-то неловко, – иногда все случается и без моего пения. Пение – дверь, но вера – ключ, который отпирает ее…

Я касаюсь его лица, силясь понять, отчего ему не по себе.

–  Что такое, папа?

Он ловит мою руку, целует и смеется, но меня не проведешь. Я ухватила, уловила: ему страшно. Ну, самую чуточку.