Ну, тишину мне слушать в ближайшее время явно не светило. Слишком уж многие моей скромной персоной заинтересовались. И Светлые, и Темные…
Голос певца тем временем окреп, стал торжествующим и дерзким:
Вот как, значит… Наверх. И рая, получается, не достичь, если предварительно вдоволь не потолкаться в преисподней. Вот только и рай, и преисподняя для каждого свои. Но, с другой стороны, Кипелов об этом, собственно, и поет.
Странно. Я раньше уже слышал эту песню, и имя певца отложилось в памяти, и даже на болванку для плейера ее внес. Но сейчас она прозвучала совершенно по-новому, неожиданно резанув по сознанию осколком невидимого стекла.
— Коллега! Поторопитесь! — окликнул меня Эдгар.
Я с сожалением отступил от двери.
«Надо будет потом послушать… Купить весь альбом — и послушать…»
Голос певца таял позади:
Мне почему-то показалось, что Кипелов поет об этом слишком уж со знанием дела. О крови. О дне. О небе. Он вполне может оказаться Иным, этот длинноволосый кумир российских металлистов. Во всяком случае, я бы этому не слишком удивился.
Вместе с Эдгаром и Шагроном мы поднялись еще этажом выше и оказались в настоящем офисе. С просторным залом, поделенным на небольшие отгороженные ширмами кабинки, с отдельными кабинетами чуть в стороне, с холлом, отделенным от Тверской громадным, чуть затененным стеклом. Я отметил, что Темные практически не пользовались стационарными компьютерами — во всяком случае, трое сотрудников, не то гиперполуночников, не то очень ранних пташек, все как один сидели, уткнувшись в матрицы ноутбуков.
— Гэллемар! — позвал Эдгар, и один из троих, как и дежурный внизу — вервольф, неохотно оторвался от какой-то думообразной игры.
— Да, шеф?
— Оперативную сводку новостей мне! Перемещения реагентов и артефактов большой силы. Пропажи, исчезновения, контрабанда. Самые свежие события!
— А что? — оживился тот, кого назвали Гэллемаром. — Жареным пахнет?
— Светлые располагают информацией, будто в Москву пытаются протащить артефакт. Живо, Гэллемар! Гэллемар обернулся к остальным игрокам:
— Эй, оболтусы! За работу!
Оболтусы мгновенно переключились — спустя секунды я уже слышал тихое шуршание клавиш, а бесконечные, полные монстров коридоры на экранах сменились светлыми окошками «Нетскейпа».
Эдгар увлек меня в кабинет, отделенный от зала стеклом и жалюзи. Шагрон куда-то ненадолго убежал, но вскоре вернулся с банкой «Чибо» и пакетом финской ледниковой воды. Воду он вылил в чайник и ткнул пальцем на соответствующую кнопочку. Чайник почти сразу же трудолюбиво зашумел.
— Сахар у тебя есть, надеюсь? — проворчал Шагрон.
— Найду. — Эдгар опустился в кресло и предложил мне другое: — Садитесь, коллега. Вы не против, если я буду звать вас просто Виталием?
— Нет, конечно. Зовите.
— Отлично. Итак, Виталий, я сейчас буду говорить, а вы меня поправляйте, если что не так. Договорились?
— Договорились! — с готовностью согласился я. Потому что слабо представлял, какие вынырнувшие из подсознания байки сейчас буду травить этим целеустремленным сотрудникам Дневного Дозора.
— Правильно ли я понял, что о вышеупомянутом артефакте у вас нет никакой информации?
— Правильно, — подтвердил я.
— Жаль, — искренне огорчился Эдгар. — Это сильно упростило бы дело…
Вообще говоря, у меня не то что о вышеупомянутом, у меня о всех, абсолютно всех артефактах, способных заинтересовать Эдгара, не имелось никакой информации. В области, где опытные Иные чувствовали себя знатоками, я покуда разбирался еще хуже, чем известное животное в известных фруктах.
— Тогда перейдем к следующему пункту. Вы прибыли с Украины, я правильно понял?
— Правильно. Из Николаева.
— С какой целью?
Я поразмышлял с полминуты. Меня не торопили.
— Трудно сказать, — честно признался я. — Видимо, без определенной цели. Просто надоело без дела сидеть дома.
— Вас инициировали совсем недавно, так ведь?
— Так.
— Захотелось мир посмотреть?
— Наверное.
— Тогда почему Москва, а не, скажем, Багамы?