Читаем Дневник восьмиклассника полностью

Вернуться в «своё» тело в очередной раз было делом плёвым. Раз — и я такой уже лежу и готов ко сну. Вот только утро подарило весьма болезненный сюрприз. В кои веки отец завтракал с нами, да вообще я не помню, чтоб в будний день мы завтракали вчетвером, а тут на тебе.

— Миша, как ты спал сегодня?

— Лёжа!

— А если серьёзно? Ничего не болело, ничего не беспокоило?

— Да нет вроде.

— Вера, а что случилось? — Напрягся отец.

— Миша, ты плакал во сне, звал меня. Говорил, что тебе плохо там. Только я не поняла, где там.

— Мишка-плакса! — Весёлый вопль Малого был мгновенно прерван подзатыльником отца.

— Михаил, это может быть серьёзно. Вдруг у тебя рецидив болезни? Как ты себя чувствуешь?

А как я мог себя чувствовать? Выходит, что тот мальчик, который умер в этом теле, на самом деле не исчез? Где-то в каком-то неведомом уголочке души сидит запертый и плачет? А может, если я уйду, он сможет вернуться? Как-то всё это непонятно… Или наоборот? Как раз всё кристально ясно — пожил, вали нахрен! Не мешай жить тому, кто только начинает. Кстати, очень по делу, что я всё это время вёл дневник. Пацан очнётся, прочитает записи, будет ориентироваться в пространстве. Жалко, с Евсюковым не успел добить ситуацию. Мне это засчитают в благое деяние или в грех?

Я закрыл глаза: «Финита ля комедиа! Что у нас дальше по графику, небесный суд? Лёд тронулся, господа присяжные заседатели, заседание продолжается!» Темнота накрыла меня с головой, словно ждала этого момента несколько месяцев.

<p>Эпилог</p>

Из темноты меня вырвал страшный дребезжащий звук. Он раскачивал мой несуществующий мозг, посылал вспышки света в то, чем обычно призраки смотрят на окружающий их мир. А потом еще и начал токать меня со словами:

— Миша, вставай! Вставай же, школу проспишь!

— Нафиг школу, я уже умер! Призракам в школу можно не ходить.

— Я вот сейчас отца позову, пусть тебя обольёт водичкой холодной. Он это умеет!

Пришлось открывать глаза. Перед глазами белый потолок, захватанный пальцами и ладонями. По бокам деревянные перила. Дежа-вю, однако. А как же это, Небесный суд или Великое Ничто? Где я вообще и кто я сейчас? Но это потом выясню, а сейчас надо слезть со второго яруса кровати поскорее и не навернуться. А то вправду в школу опоздаю.

— Мам, а какое сегодня число?

— Четырнадцатое, горе ты луковое! Так заспался, что даты растерял? — Ага, поживи с моё, и так растеряешься.

— Мам, я во сне не кричал?

— Я не слышала, а что, приснилось что-то страшное?

— Ага. Как будто я опять умер.

— Вот же болтун. Опять! Нет уж, ты нам живой нужен. Только ерунды поменьше неси и живи себе хоть сто лет. Ну давай-давай, беги умываться! Напоминаю — по утрам ты больше не бегаешь!

Не бегаю, значит. Ну да, у меня груша и физкультура в школе, и кружок роликовых коньков там же. И ансамбль до кучи. Мама дорогая, нафига я столько нахватал! Быстро умываться, бриться, завтракать! Бриться отставить.

— А чего вы на работу не собираетесь?

— Так суббота сегодня. Михаил, ты вообще в школу хоть портфель собрал с вечера? Или сейчас еще и с этим тормозить будешь?

— Э-э-э. Должен был собрать. — Как тут объяснишь, что морально уже снова умер, что как-то не до портфеля совсем. Я ведь без дураков решил отдать песочницу этому самому Мише Корчагину. А оно вон как оказалось — сон. Всё сон, так выходит. И мои хождения в виде призрака мне приснились, и разговор за завтраком про якобы кричащего меня… А решение? Моё решение, готовность уйти? Я понарошку пожертвовал существованием в телесной оболочке или на самом деле? В том смысле, что я на самом деле готов уйти? Да хрен его знает! Ишь, как заговорил: существование в телесной оболочке. А ведь никакого другого наука пока не признаёт. Ладно, в школу надо собираться.

— Корчагин, почему у тебя всё не как у людей?

— Это как, Зинаида Андреевна?

— Я ни одной песни в вашем исполнении не слышала в их настоящем звучании. Вы всё переделываете. Зачем?

— Так тут всё просто. Под наши голоса, под наши возможности правим. А что-то осовремениваем, как «Девочку в автомате». Чтоб современная молодёжь прониклась поэтикой шестидесятых годов.

— Чем тебе старое исполнение не угодило?

— Вы тот вариант часто напеваете? Вот честно — за сердце тронуло тогда?

— Да не так, чтобы тронуло. Нечему там трогать, достаточно несерьёзная песенка.

— И я о том же. А нашу аранжировку половина школы распевает, ребятам зашло.

— Что зашло, куда зашло?

— В душу. Потому как новое поколение всегда находит для себя что-то новое. — Пока я разбираюсь с завучем, так и оставшейся нашим куратором, остальные члены команды сидят и стоят молча. Никому в голову не приходит влезать в наш разговор, не по рангу.

— Ладно, я тебя услышала. Вы готовы показать педсовету свои песни уже официально?

— Прямо вот педсовету?

— Ох, Корчагин, с тобой как по минному полю. Олег Александрович и группа учителей хочет посмотреть, что выходит из вашей очередной инициативы. Не забоитесь играть перед нами всеми?

— Народ, мы как, не слажаем?

— Слажаем, Мишка! Еще как слажаем! Опозоримся гордо и со всей комсомольской ответственностью!

Перейти на страницу:

Похожие книги