Дневник наркомана

Я сказала ему о Мэйбел. И тут произошла странная вещь. Вместо того, чтобы впасть в депрессию, мы ощутили поток загадочного возбуждения — сначала легкую дрожь, а затем энергия начала бушевать и реветь в каждой нервной клетке. Будто мысль о ее смерти оживила нас. Впервые он меня обнял — за многие недели или месяцы? Его горячее дыхание обвилось как змея вокруг моего уха, и вспушило мои волосы словно электрическая машина. С ужасающей напряженностью его голос, содрогаясь от страсти, загрохотал словами интоксикации:

Оля! золотая блесна
В крючках бесконечной боли,
Роковая, фанатичная подруга
Отравленного тела и мозга!
Оля! Имя, что глядит с ухмылкой
Распутного томления и мошенничества,
Шепчет в бесноватые уши
Секретное заклинание своего рабства.

Комната поплыла перед моими глазами. Мы были окутаны по спирали темно-голубым дымом, взрывающимся в малиновых вспышках.

Он сжал меня с эпилептической яростью, и закружил в каком-то дикарском танце. Я интуитивно почувствовала, что у него тоже самое видение. Наши души растворились в одной; гигантском призраке, который поглотил нас.

Я прошипела сквозь зубы следующие строчки, чувствуя себя огнедышащим драконом.

Омерзение и в самом деле сильно,
А соблазн еще сильнее,
Раскачивает на качелях тлеющей кадильницы
дым чувств одуряющего запаха!

Нам не хватало дыхания. Мой мальчик сел на край кровати. Я подползла к нему сзади. Я разметала свои волосы по его лицу и погрузила свои ногти в его скальп.

Мы жили героиновой жизнью, жизнью мира души. Мы идентифицировали себя с героями поэмы. Он был поэтом, обвитым маковыми головками, ядовитым маком, развратившим его кровь, а я была фантомом его делириума, гнусным вампиром, что овладел им.

Маленькие капли крови выступили из его скальпа и свернулись чернотой под моими алчными ногтями. Он произнес следующие строчки, как если бы находился под неким жестоким принуждением. Слова вырывались из него, вызванные всеподавляющей необходимостью. Тон его голоса был бесцветен, будто смертная мука съела его душу. И вся эта отвратительная агония источала очарование скверны. Он переживал пароксизм удовольствия, такого, какое бы оно само по себе никогда бы не могло дать ему. А я была Оля, его любовь, его жена, мир без конца, демон, чье наивысшее наслаждение заключалось в его уничтожении.

За моей спиной, за спиной, надо мной
Стоит она — зеркало любви.
Нежны ее пальцев суставы;
Ногти полированы и заострены,
И с золотыми шпорами:
Ими она терзает мозг.
Ее похоть холодна, угрожающе;
И бледны ее Китайские щеки,
Когда она изящно поглощает, нечестивая
Устами спрута, и зубами
Черными и истертыми,
Кровь и пульпу с ногтя.

Я наклонила его голову и впилась в его рот. Я втягивала его дыхание в свои легкие. Я хотела задушить его; но время еще не пришло. Сначала я промучу его несколько лет.

Я отскочила от него. Он тяжело переводил дух. Когда к нему вернулось дыхание, он свирепо взглянул на меня малюсенькими зрачками своих невидящих глаз.

Он начал декламировать с романтической печалью, срывающейся на демоническое веселье.

Она явилась как воплощенная любовь,
В те часы, когда я впервые пробудил ее.
Мало-помалу я открыл
Правду о ней, сорвав покровы,
Горестную за пределами всех границ,
Гнусную по ту сторону отвращения.

Мы закричали от восторга и зашлись в приступе истерического хохота, который полностью нас измотал. Я должна была немного поспать.

Когда я проснулась, он сидел за столом под желтой газовой лампой, читая купленные им книги.

Каким-то образом мы разом решили покончить с прошлым. Нас захватила неотступная мысль бросить прием Г.; и книги не слишком-то в этом помогли. Они были написаны в очень позитивном ключе. Авторы спорили между собой, как политики на Мирной Конференции.