Дневник наркомана

В комнате кроме него находилась еще одна персона. На кушетке, покрытой шкурами леопардов, возлежала одна из самых странных женщин когда-либо мною виденных. На ней было надето белое вечернее платье с бледно-желтыми розами, такие же цветы украшали ее прическу. Она была североафриканской мулаткой.

— Мисс Фатима Халладж, — объявил Лам.

Я встал и поклонился. Но девушка не обратила на мой кивок никакого внимания. Она, казалось, напрочь предала забвению все дела подлунного мира. Ее кожа отливала той глубокой, густой голубизной ночного неба, которую только самые вульгарные глаза принимают за черный цвет. Лицо было грубое и чувственное, однако с широкими и повелительными бровями. Нет интеллекта более аристократического, чем тот, который происходит от древнего и ныне редкого Египетского рода.

— Не обижайтесь, — мягко вымолвил Лам, — она никого не обделяет своим надменным презрением.

Лу сидела на ручке софы, ее длинные, изогнутые пальцы цвета слоновой кости трогали волосы темнокожей девушки. От чего-то мне стало тошно; я был сконфужен, чувствовал беспокойство. Пожалуй, впервые в жизни я не знал как мне себя вести.

Меня взбрела в голову мысль: это просто усталость и мне не стоит тревожиться по этому поводу.

Словно в ответ на эту мысль Лу вынула стеклянный пузырек с позолоченной пробкой из своего кармана и, отвинтив ее, вытряхнула немного кокаина на тыльную сторону ладони. Она сверкнула в мою сторону призывным взглядом.

Комната вдруг наполнило эхо ее песнопения:

"Ты, О наглая девственная любовь, окутанная сетью из диких роз! Я Тебя боготворю, Эвоэ! Обожаю Тебя, ИАО!"

— Именно так, — весело одобрил Царь Лестригонов. — Вы простите меня, надеюсь, если я осмелюсь спросить у вас, насколько много вы знаете о действии кокаина?

Лу ответила сердитым взглядом, я же предпочел откровенность. Высыпав умышленно крупную дозу на ладонь, тут же ее употребил. Не успел я закончить, как действие понюшки не заставило себя ждать. Я почувствовал себя господином над кем угодно.

— Кстати, между прочим, — заявил я высокомерно, — сегодня ночью я пробовал его впервые, и нахожу это снадобье довольно приятным…

Лам загадочно улыбнулся.

— Ах, да, а что говорит наш старинный поэт? Кажется Мильтон?

Улыбкой демона мне мозг порви
В коньяк, любовь и кокаин меня макни.

— Какой вы же глупый, — воскликнула Лу, — в эпоху Мильтона кокаин еще не был изобретен!

— Разве в этом повинен Мильтон? — парировал Царь Лестригонов.

Неожиданность и несвязность хода его мыслей подчас приводила меня в замешательство.

Он повернулся спиною к Лу и посмотрел мне прямо в лицо:

— Недурной препарат, вы находите… да, сэр Питер? Пожалуй, так оно и есть. И я сам приму дозу, чтобы не было недоразумений.

Сказано-сделано. Я вынужден признать, что этот человек начинал меня интриговать. В какую игру он играл?

— Я слышал, вы один из наших лучших авиаторов, сэр Питер… — продолжил он.

— Да. Я немного летаю, время от времени, — подтвердил я.

— Аэроплан — отличное средство передвижения, но только в том случае, когда за штурвалом специалист, иначе приземление может оказаться довольно жалким, а?

— Премного благодарен, — ответил я, уязвленный его тоном. — Так случилось, что я изучал еще и медицину.

— О, тогда все в порядке, разумеется.

Он согласился с учтивостью, которая гораздо глубже ранила мое самомнение, чем если бы он открыто бросил вызов моей компетенции.

— В таком случае, — обрадовался Лам, продолжая, — я надеюсь, что мне удастся пробудить ваш профессиональный интерес к случаю, который, я думаю, вы согласитесь со мной, есть нечто близкое к злоупотреблению. Моя маленькая подружка прибыла сюда сегодня или скорее уже вчера вечером, накачанная под завязку морфием. Неудовлетворенная результатом она проглотила большую дозу Anhalonium Lewinii, пребывая в беспечном неведении относительно лекарственной совместимости. Предположительно скуки ради она затем выпила еще и целую бутылку Grand Marnier Cordon Rouge; и сейчас, чувствуя легкое нерасположение, по некоторой причине, пытаться отгадать которую будет верхом самонадеянности, она приводит дела в порядок как раз с помощью этого вашего "очень недурного препарата".

Он отвернулся от меня и внимательно осмотрел девицу. Я заметил, какая ужасающая бледность осветлила ее темно-синюю кожу. Она утратила свой здоровый оттенок и напоминала кусок сырого мяса, только-только начинающий портиться.

Я вскочил на ноги. Инстинкт подсказывал мне, что девушка на грани коллапса. Хозяин студии склонился над ней. Он оглянулся на меня через плечо и заметил с горькой иронией: "Типичный случай злоупотребления".

Дальнейшую четверть часа он боролся за жизнь девушки. Оказалось, что Царь Лестригонов весьма искусный врач, несмотря на то, что он никогда не изучал медицину официально.

Но я не отдавал отчета в происходящем. Меня ничто не заботило. В моих венах пел кокаин. Лу порывисто приблизилась и бросилась мне на колени. Она поднесла к моему рту бокал с крепчайшим ликером, напевая песню экстаза: