Дневник нарколога

— Я говорил, что Путин поможет.

— Слава богу, скоро будем в Москве.

— Это вряд ли, — прогундел Артем и чуть не был растерзан возбужденной толпой.

Подоспел черноокий Юрец и окончательно всех озадачил:

— Рейс 229 и рейс 230 садится в автобусы и едет в Неаполь. Рейс 232 остается в Римини.

Вой разочарования смешался с воплями восторга. Кто-то даже зааплодировал, нетрудно было догадаться, с какого он рейса. Ботаник невежливо толкнул старушку, громко хлопающую в ладоши, и сварливо спросил:

— А вы наверняка не с 232-го рейса? Или, может быть, все-таки с 232-го?

Сморщенные ладошки зависли в накаленном воздухе.

— Урод, — припечатала старушенция и засеменила к своему автобусу. Потом остановилась и едко спросила: — А ты кидал монетки в фонтан Треви?

— Кидал, — удивленно кивнул Ботаник.

— Насколько накидал, настолько и останешься, — победно протрубила старушонка и исчезла в автобусе. И Ботаник остался на остановке совершенно один. Не считая 232-го рейса.

232-го рейс конкретно запил. На веранде гостиницы рекой лилось местное вино. Тост был один — за день сурка. Действительно, каждый день обещают отправить домой, везут в аэропорт, а потом назад в гостиницу. И так каждый день. Один трезвый голос предупредил: «Не искушайте судьбу. За нас платит не авиакомпания и не турагентство, а аэропорт имени Федерико Феллини, долгих лет ему жизни. Платит, потому что не хочет, чтобы пьяные хари разнесли весь аэропорт. А выгнать всех на улицу — поставить под вопрос весь курортный сезон. Римини на это пойти не может».

— Фигня, — осерчал Гопник и потянулся за новым графином. Стол не выдержал столь мощного напора и перевернулся. Вино, пиво и закуски как в замедленной съемке рухнули на пол. Потом несколько человек утверждало, что легко могли поймать летящие графины, но руки, к сожалению, были заняты, у кого бутербродом, а у кого сигаретой. Вино, разлитое по полу, напоминало красное море, где плавали осколки двух кувшинов, как блестящие на солнце айсберги. Закуски напоминали тропические острова, а банки пива — вулканы, так некстати преградившие дорогу домой.

— Убирайтесь! — завопила уборщица по имени Олеся. Отель был хохляцкий, и персонал прекрасно владел великим и могучим.

— Все нормально, — загундели пьянчуги, — один немного перебрал, но зато остальные в поряде.

— Я перебрал? — возмутился Гопник и перевернул другой стол.

Красное море вышло из берегов, а островов ощутимо прибавилось.

— Олеся, ты зачем москалям вино дала? Ты шо, не знаешь, шо они не умеют пить? — прорычал портье Опанасыч.

— Старикан, угомонись, — с трудом ворочая языком, пробурчал Гопник и потянулся к третьему столу, но его оттеснили.

— Вы все козлы, — отрезал Гопник, — и вам не понять загадочную русско-азиатскую душу.

— Я вызову полицию! — заверещал упрямый Опанасыч.

— Зови, — не сдавался дебошир.

— Я действительно вызываю полицию.

— Зови, — кивнул головой баламут и сделал портье козу.

Как ни странно, все обошлось. Уборщицы высушили тряпками красное море, убрали острова, айсберги и вулканы, а Гопника посадили под деревом на стульчик приходить в европейское состояние и видеть сны про загадочную русско-азиатскую душу. Артем повнимательнее присмотрелся к туристам. На лицах женщин проявились морщины и круги под глазами, на лицах мужчин — мешки и пятна, и затюканное турье стало напоминать коллективный портрет Дориана Грея. Куда только девались холеность и ухоженность вчерашних баловней судьбы.

День четвертый

Туристов привезли в аэропорт имени жизнелюба Федерико Феллини и отправили домой. Артем был одним из последних, кто покинул зал ожидания. Навсегда в его памяти останутся феллиниевские кадры. Мальчик в маскировочных штанах катает девочку, сидящую на грузовой тележке. Девочка сидит, свернув ноги калачиком, и строит Артему рожи.

— Быстро! Сюда! — из-за угла выскочили разгневанные родители.

Тележка покатилась в одну сторону, а дети побежали в другую, навстречу Родине.

P.S. Когда Гопник сел в самолет, все иллюминаторы неожиданно запотели. «А все равно мы лучше всех», — подумал Артем и оттер свой иллюминатор рукавом.

Коррида по-барселонски (Середина девяностых)