Дневник нарколога

Ближе к вечеру доехали до тверских лесов. Квартирьеры выскреблись из машины и на собственной шкуре ошутили, что такое май под Калинином. Холод в лесу стоял собачий, сверху летела какая-то крупа, кое-где еще виднелись островки снега, а под ногами хлюпала ледяная жижа. Кроссовки и кеды сразу промокли и стали забирать остатки тепла из студенческих душ.

— Что ж так холодно-то! — не попадая зуб на зуб, взвыл Зеленый. — Я совсем залубенел. Вроде рядом с Москвой, а такая холодрыга.

Гейне только посмеивался, руководя процессом натягивания палаток. Студент Лешка Гаврилов по кличке Гаврош, самый маленький и тщедушный, оступился, рухнул в лужу и промок до нитки.

— Чтоб вас всех, — заматерился Бессонов, — у тебя сменка есть?

— Какая сменка? — вытаращили на него глаза квартирьеры.

— Сменная одежда и обувь, — разгневался майор, — вы что, с Луны свалились? Что, никто в армии не служил? Детский сад, штаны на лямках. Есть сменка, спрашиваю?

— Нету-у-у, — проблеяла «золотая рота».

— У меня есть, — оповестил всех Гейне.

— Дай ему, — Бессонов кивнул на Гавроша.

— А если она мне самому понадобится, — возразил Композитор, — вы не можете отдать нам такой приказ, мы присягу еще не принимали.

— Он себе воспаление легких заработает, — растерялся Бессонов.

— Его проблемы, — развел руками Гейне.

— Я сам высохну, — клацая зубами, заверил всех Гаврош.

Майор принялся расстегивать свой бушлат.

— Не надо, товарищ майор, — Композитор пошел за сухой одеждой, — я только хотел, чтобы они убедились — шутки кончились. Да, други мои, привыкайте к армейским тяготам и лишениям.

Гейне принес осмеянные валенки с галошами, потрепанную шинель, шапку-ушанку, и Гаврош на время стал самым счастливым человеком в лесу.

— А чего ты сразу ему сменку не дал? — выступил Стотс.

— Сразу не интересно. Ведь то, что сейчас произошло, — это не что иное, как этап воспитательного процесса.

— Служилый? В каком звании был демобилизован из вооруженных сил? — Бессонов с уважением посмотрел на Гейне.

— В звании сержанта.

— Сразу видно. Товарищ сержант.

— Я.

— Вечером зайдете ко мне в палатку для решения тактических задач.

— Есть.

Майор покопался в снаряжении и отыскал красное знамя полка.

— Товарищи студенты, вот вам святыня. Храните его пуще глаза, если полк теряет знамя, его расформировывают.

Квартирьеры грелись возле костра и вспоминали о былом.

— Блин, я только вчера по Сретенке с Веркой гулял, — раскис Зеленый, — только вчера в кафе сидел.

— Лучше б я сейчас экзамены сдавал, — помечтал Гоша Гусельников, рыхлый, неприятный парень по кличке Гнус.

— И не говори, — поддержали остальные, — мы тут к утру совсем задубеем.

— А Гейне с Бессоновым сейчас пьянствуют, — наябедничал Гнус, — у майора с собой два ящика водки. Сам видел.

Композитор вышел из командирской палатки, покачиваясь и неся в руках два ватника: свой и майора.

— От нашего стола вашему столу. Грейтесь по очереди или в палатке ими накройтесь.

— Чего там майор? — поинтересовался Стотс.

— Обалденный мужик. Только бухает много, — вздохнул Гейне и пошлепал назад в палатку.

На следующее утро всем кагалом поехали в воинскую часть за обмундированием. Местный полковник сразу стал брать на характер и орать, что форму и сапоги положено давать студентам через неделю. А то, что они не взяли теплых вещей и нормальной обуви, говорит о москвичах лучше всяких слов.

— Значит, не дашь? — У Бессонова задергалась левая щека.

— Не дам, — уперся полкан, — не положено. И по какому праву вы, товарищ майор, тыкаете старшему по званию.

— Значит, не дашь? Ветерану боевых действий под Джелалабадом, дважды контуженному боевому офицеру не выдашь несколько комплектов обмундирования, и я поморожу пацанов ни за что ни про что.

Майор уже не говорил, а булькал. Казалось, что сейчас у него хлынет горлом кровища и заляпает полковнику фуражку и мундир.

Полкан драпанул в каптерку и начал вставлять пистон прапорщику, чтобы тот скорее выдал армейскую форму и сапоги «залетным студентам». Через каждое слово его трескотни слышалось: «припадошный», «контуженный» и «эти афганцы уже достали». Бессонов еще разок дернул щекой и пошел курить. Из каптерки сразу вылетел полковник и покрутил пальцем у виска.

— А майор-то ваш того, фить-фить. На всю голову больной.

— Это он не от контузии, — поделился секретом Зеленый, — это он от безнаказанности. У него тесть в Генштабе. Наш майор, даром, что только майор, всю военную кафедру в институте строит: и полковников, и генералов. Слова ему поперек не скажи.

— Тесть в Генштабе? — замер полковник.

— Ну, — шмыгнул носом Зеленый, — нам бы форму получше, а то приедет комиссия из Москвы, а мы в обносках.

Полковник с криком: «Отставить! Новую форму выдавай!» — опять усвистал в подсобку.

— Лихо ты его развел, — Стотс хлопнул Зеленого ладонь в ладонь, — потребуй, чтобы он нам офицерские сапоги выдал.

— Хватит с вас и солдатских, — Гейне пресек самодеятельность однополчан, — скромнее нужно, товарищи студенты, скромнее.

— Скромность украшает только женщин, — заметил Зеленый, — вольноопределяющимся она ни к чему.

— Пора давать клятву, — решил Гейне.