Они закурили, и Леня мог с точностью до секунды сказать, когда его вполне приличные друзья превратились в полных ублюдков. Еще бы, литр коньяка они уговорили за десять минут без всякой закуски, не считая розы и «курятины». Путь к железнодорожной платформе сразу стал тернист и извилист. Парочка пьяных в умат провожающих передвигалась исключительно от одного ларька до другого. Там они брали по пиву, лакали его и искали, где бы отлить. Леня брел следом и проклинал все на свете.
— Отпустите меня, — ныл Куприянов.
— Офигел? — возражал Сапрыка. — Пойми, Куприянчик, мы несем за тебя ответственность. Но ты не бойся, мы тебя не бросим.
— Лучше бы уж бросили, — бормотал себе под нос Леня, — вон какая-то электричка. Не моя?
— Нет, не твоя, — успокоил Ероха.
Друзья сразу сбавили темп и остановились у очередного ларька. Только стали брать пиво, как увидели другую электричку, спешащую вслед за первой.
— А вот эта уже твоя, — удовлетворенно заметил Сапрыка, — последняя. Следующая в пять утра. И до этого срока никуда ты от нас не денешься.
— Не трынди, — не поверил Куприянов.
Но действительно это была последняя электричка на Москву.
— Я же тебе говорил, что последняя, — торжествовал Сапрыка, — следующая будет в пять утра.
— Надо еще пивком лакирнуть, — задумчиво протянул Ероха, — тут рядом есть знатный пивняк.
— Хватит вам уже, — призвал к умеренности Леня.
— Ты прям как моя жена, — изумился Сапрыка, — еще скажи, что я по пьяни одно и то же по сто раз повторяю.
Леня напряженно молчал, мысленно проклиная своих задутых одноклассников, их дни рождения и все последние электрички вместе взятые. «Неужели я такой же, когда выпью, — холодея, думал Куприянов, — нет, не может быть». — «Такой же, такой же, — проснулся внутренний голос, — если не хуже». — «Не может быть», — воспротивился Леня. «Может, может. Бедная твоя жена. Напомнить пару эпизодов?» — «Не надо», — смутился Леня. «То-то». Сапрыкин и Ерохин бодро топали в направлении неведомого пивняка, а Леня семенил за ними, тревожно оглядываясь вокруг. А кругом бушевала жизнь «насекомых». Вся окрестная гопота дружно подтягивалась к питейному заведению. Три деклассированных элемента неопределенного возраста уламывали двух молоденьких лохушек в сарафанах и вьетнамках. Те загребали пыль давно немытыми ногами, скалили щербатые рты и были в принципе не против.
— Люди делятся на дураков и умных, но дураки делятся быстрее, — злобно ляпнул Куприянов, но сразу же заткнулся. Устраивать гладиаторские бои с местной шпаной, пожалуй, не стоило.
Никто не обратил внимания на Ленину тираду, все тянулись к пивняку, как подсолнухи к солнцу. Перед стойкой Куприянов в сотый раз объяснил одноклассникам, что он в завязке, потом помог дотащить до столика шесть бутылок пива.
— А вам не много?
— Нормально, — загоготал Сапрыка, — времени до фига. Следующая электричка будет в пять утра.
— Заколебал уже, — скривился Леня, — у тебя что, заело?
— Расслабься, Куприяша, — ухмыльнулся Ероха, — ты теперь с нами в одной подводной лодке. Нравится, не нравится, а деваться тебе некуда.
С соседнего столика раздался тревожный стук. Какой-то пьянчуга долбил мобильным телефоном по столику, как будто забивал туда гвозди.
— Я не брал кредит! Вы верите мне?! — со слезой в голосе заблажил потасканный, одутловатый брюнет. — Я считал вас друзьями, а вы — козлы!
— Мы верим тебе, — две пьяные хари попытались успокоить горлопана, — верим.
— Я верну долг, а потом порву вас на английский флаг! — прорыдал брюнет и снова принялся лупить телефоном по столику. — Гадом буду, порву!
Телефон, не выдержав эксплуатации в режиме отбойного молотка, раскололся на несколько частей. Брюнет с удивлением уставился на пластмассовые осколки.
— Вот ложкомойники! Бракованный телефон подсунули! Поеду, подожгу их на хрен!
Он вскочил, уронил стул и, грозно матерясь, устремился к машине. Разбитая вдрызг «восьмерка» взвизгнула за окном, как кошка, которой отдавили лапу, и рванулась восстанавливать справедливость. Куприянов огляделся — обычная привокзальная тошниловка, где ночью собираются только свои. Сапрыка сосал пиво как насос и с жаром рассказывал, как он отважно грубит начальству, а Ероха уставился в пространство отсутствующим взглядом. Это-то и не понравилось местной гопоте.
— Ты почему на меня так смотришь? — начал быковать здоровый пузатый парень в тельняшке с обрезанными рукавами.
— Он не на тебя смотрит, — попытался образумить его Куприянов, — а он глядит в пространство.
— Нет, — покачал головой пузатый, — он на меня вылупился. Наверное, в дыню хочет.
Сапрыка сразу протрезвел и заканючил:
— Да ладно, командир, все нормально. Мы же местные, ты чего, офигел?
— Я гей? — остолбенел пузатый. — Посмотрите на него, он еще и обзывается.