— Прохор Назарович, садитесь за стол, пожалуйста, — по имени-отчеству и на «вы» обратилась к заслуженному мужу супруга.
— После, — царственно отказался господин Карасев, — молодые люди, пройдемте.
— Пройдемте, — кивнул Эдик, поддерживая качающегося Ваню, — вы хотите сдать нас в милицию?
— Не помешало бы.
— Бублик, сегодня ночуем в «обезьяннике», — предупредил Эдичка друга, — захвати с собой теплые вещи.
Ваня предпринял нетрезвую попытку воспользоваться папиным пальто.
— Проводите этих гуляк ко мне в кабинет, — брезгливо распорядился папа и пошел дезинфицировать руки.
Стены кабинета были все увешаны теннисными ракетками и огромными фотографиями папы в обществе знаменитостей. Эдик даже немного протрезвел, а Бублик сразу полез на стенку, за ракеткой. Наташка его еле отогнала. Папа вошел, уселся в кожаное кресло красного дерева и указал домочадцам на дверь. Те безропотно вышли.
— Ну с, молодые люди. Знаете, сколько стоит это кресло?
— ?
— Пять тысяч долларов.
— Ну и что, — промямлил Эдик.
— А знаете, сколько стоит эта ракетка? — Карасев показал на ракетку для большого тенниса, над которой хотел надругаться изверг Ванюшка.
— ?
— Семь тысяч долларов.
— Знаете, сколько стоит этот поводок? — загоготал Ваня, крутя над головой своей уздечкой. — Девять тысяч долларов.
— Он ничего не стоит, — холодно заметил Прохор Назарович, — у меня к вам деловое предложение.
Один из вас становится женихом, а потом и мужем моей дочери. Он получит вместо приданого медицинский центр. Вы сейчас находитесь в том возрасте, когда вам необходима поддержка. На всем белом свете существуют только два человека, которые будут вам помогать: это отец и тесть. Больше никому вы не нужны, уж поверьте. Отец будет вам помогать по понятным причинам, а тесть, болея душой за дочь. Сейчас у вас все впереди, но пройдет совсем немного времени, и вы убедитесь, что перед вами железобетонная стена пирамиды по имени Жизнь. Только единицы пробивают ее своим лбом, да и то зарабатывают себе неизбежное сотрясение мозга. Остальные так и гибнут у подножия. Я помогу вам забраться на вершину, но мне не нужны вы оба. Мне нужен кто-то один. А ходить к нам в гости, подъедаться и валять дурака не нужно. Меня и так коробит унизительное положение отца взрослой дочери на выданье.
— И вам все равно, кто из нас припрется завтра? — ухмыльнулся Эдик, но прежней легкости в его словах не чувствовалось.
— Абсолютно, — пожал плечами Карасев, — у вас у обоих высокий потенциал, но без посторонней помощи он быстро превратится в пшик. Запомните, жена — это половина карьеры.
Из кресла, где сидел Бублик, раздался молодецкий храп.
Рассказ немолодого человека
Эдик зачастил к Карасевым. Скоро он женился на Наташке, узнал, что день рождения у нее, оказывается, в декабре, и стал хозяином многопрофильного медицинского центра. Прохор Назарович сдержал свое слово. Напрасно Бублик крутил пальцем у виска и обзывал Эда охотником за крокодилами, утверждая, что жениться не по любви — себя не уважать. Напрасно старые дружки отговаривали Бациллу от скоропалительной женитьбы в двадцать три года. Эдуард никого не слушал. Больше всего на свете он боялся выпасть из обоймы и остаться один на один с грядущими неприятностями. У Эдика перед глазами так и стояли студенты из их группы, не вписавшиеся в сессию и оказавшиеся за бортом студенческой жизни. Вроде еще вчера вместе прогуливали лекции и хихикали над деканом, клеили девчонок на улицах и пили пиво на скамейках. И вдруг вчерашние корешки сразу стали инородными телами, чужаками, от которых так и веет неуверенностью в завтрашнем дне. И прежние друзья уже чураются своих бывших однокашников, уже отодвигаются на безопасное расстояние, чтобы не подцепить заразу от отщепенцев, и под благовидным предлогом убегают, радуясь, что у них-то все хорошо. Одним практика и забойные каникулы, другим — армия и зловещая неизвестность.
А здесь никаких перспектив, и без реальной поддержки со стороны ему светит разве что должность зав. отделения на веки вечные да мизерная зарплата. Ваня прозрачно намекнул Эдичке, что по расчету женятся только подонки, и был с негодованием вычеркнут из списка друзей. Туда же отправились Хренков и все остальные. Какие могут быть друзья, когда живешь в элитной высотке и ездишь на «мерседесе»?
Как пишут в толстых, унылых романах: двадцать пять лет пронеслись как один день. Вновь наступило первое апреля — международный день дурака. Сорокавосьмилетний Эдуард Семенович Лабацилкин угрюмо смотрел в окно на новую весну в своей жизни и подводил неутешительные итоги. У него было все.