Английская пресса возмущается подлостью спутников принца. А у меня, которая тут ни при чем, при чтении этих вопиющих подробностей захватывает дыхание, и слезы выступают на глаза. Никогда не была я так взволнована, а усилия, которые я делаю в течении дня, чтобы не плакать, стесняют мне грудь. Говорят, что императрица умерла сегодня ночью, но ни один журнал не подтверждает этой ужасной, но вместе и утешительной новости. Меня бесит то, что так легко было бы предупредить это преступление, это несчастье, этот позор!
На улицах еще видны люди, пораженные случившимся, и некоторые продавщицы газет еще плачут. А я, я поступаю как они, вполне признавая, что это необъяснимо и неестественно. Мне так бы хотелось надеть настоящий траур с крепом. Это соответствовало бы вполне моему настроению.
Что вам-то до этого? — скажут мне. Я не знаю, что мне до этого, только это меня очень огорчает.
Никого нет, я заперлась у себя, мне нечего рисоваться, и я заливаюсь слезами, что очень глупо, потому что это ослабляет глаза; я это чувствовала уже сегодня утром, когда рисовала. Но я не могу успокоиться, думая об этих фатальных, ужасных, страшных случайностях, окружающих эту смерть, и о подлости его спутников.
До субботы я успею сделать профиль Дины, которая настолько-же похорошела, насколько я подурнела.
Я видела дурные сны. А если я умру? И вот я совсем удивлена, что меня не пугает смерть. Если существует другая жизнь, то конечно не будет лучше, чем та, которую я веду здесь. А если нет ничего после смерти?.. Тем более нечего бояться, а надо желать, чтобы кончилась скука без блеска известности и мучения без славы. Надо мне сделать свое завещание.
Я начинаю работать с восьми часов утра, а к пяти часам бываю такая усталая, что весь вечер потерян; однако же надо мне написать свое завещание.
Буду писать пока светло, по вечерам буду заниматься скульптурой.
Неужели все приморские города одинаковы? Я была в Остенде, в Кале, в Дувре и теперь я в Дьеппе. Пахнет смолой, лодками, снастями, вощенным холстом. Ветрено, со всех сторон открыто, чувствуешь себя одиноким. Все напоминает морскую болезнь. Какая разница в сравнении с югом! Там есть чем дышать, там есть чем любоваться, там чувствуешь себя хорошо. Я даже предпочту такое зеленое гнездышко, как Соден, Шлангенбад и, как мне представляется, Mont-Dore.
Я приехала сюда подышать. Да, конечно так. Конечно, вне города и гавани воздух лучше. Мне не нравятся все эти северные моря. К тому же из всех здешних гостиниц море видно только из третьего этажа. О, Ницца, о, Сен-Ремо, о Неаполь!! О, Серенто!!! Вы не пустые слова, проводники путешественников не преувеличивают и не профанируют ваших красот, вы в самом деле прекрасны и божественны!!
Прежде я интересовалась гуляющими на водах — это меня забавляло. Теперь я дошла до полнейшего равнодушия. Мне безразлично, люди или собаки вокруг меня. Мне даже веселее, когда я одна играю или рисую. Я думала, что буду делать в этом мире совсем не то, что делаю, и раз я делаю не то, что думала, не все ли равно, что я думала?
Право, нельзя так мучить людей…
Не мелочи ли это?.. Все относительно, и если булавка причиняет вам такую же боль, как ножик, что скажут тогда мудрецы?