Потом кости долго хранились без особого пиетета среди других костей в криминологической лаборатории, и лишь когда встал вопрос о захоронении их в Петропавловском соборе, рядом с Петром I и другими царями, началось их тщательное изучение. Необходим был сравнительный генетический анализ. Для сравнения были нужны какие-то бесспорные медицинские фрагменты, содержащие генетический код Николая II. Что можно было найти — через столько десятилетий, когда память о царях не поддерживалась, а напротив — уничтожалась? Но опытные судебные медики, имевшие гигантский опыт расследований, цепкие и изобретательные, одну зацепку всё же нашли. Судебному медику надо знать многое, в том числе и историю, и искусство, и другие смежные области: доказательства могут найтись где угодно. В этот раз — в Японии! Там на юного Николая, тогда еще цесаревича, во время его путешествия по миру было совершено покушение — японский националист саблей нанес удар по голове Николая. Удар охранникам удалось отклонить, и рана была неглубокой. Наложили повязку. И вдруг, в попытках найти способ идентификации останков, вспомнили: повязка с засохшей кровью цесаревича хранится в одном из японских хранилищ. Японцы, поняв значимость этого раритета, назначили цену. И вопрос долгое время опять стал неразрешим — пока на выручку не пришел великий музыкант Мстислав Ростропович. Понимая важность проблемы, он за огромные деньги выкупил повязку с остатками царской крови и передал ее экспертам. Одна часть ее отправилась в Лондон, другая — в Екатеринбург. Работая отдельно, английские и русские генетики и эксперты (среди них был и мой брат) независимо пришли к одному и тому же выводу: генетический анализ показывает, что кости принадлежат семейству Романовых!
Однако церковь не признала эти доказательства достаточными и отказалась благословить их захоронение в Петропавловском соборе рядом с останками других царствующих особ. Ельцин вполне мог сослаться на «власть духовную» и под этим предлогом отменить захоронение или на него не прийти. Совесть его, без сомнения, грызла — и более гибкий (а значит, бессовестный политик) нашел бы повод уклониться… Но Ельцин был человеком с душой.
Был и еще один сложный вопрос с церемонией захоронения: не было ясности с наследниками Романовых, которых, наверное, надо было пригласить на церемонию? Или — не приглашать? Сказать хорошим, уважаемым людям: «Вы не наследники, вы не приезжайте!»? Кто мог сделать это — уважительно и в то же время твердо? И эту тяжкую миссию взял на себя Лихачев. Енишерлов писал ему: «Читал Вашу статью о псевдоцарской семье и юном Гогенцоллерне».
Дело обстояло так: в преддверии похорон царской семьи в Россию часто приезжала княгиня Леонида Романова, ставшая Романовой только в браке (в девичестве Багратион-Мухранская). Ее дочь от этого брака Мария вышла замуж за герцога Гогенцоллерна, так что внук Леониды Георгий Гогенцоллерн вряд ли мог считаться прямым наследником Романовых. Именно благодаря упорству Лихачева никакого «особого статуса наследников» эта семья так и не получила. Присутствие их на церемонии похорон вызвало бы скандал среди всего разветвленного клана потомков царя, а значит — и неуважение к самому факту захоронения, к его участникам, и даже к правительству, пошедшему на такое. Лихачев взял эту тяжкую проблему на себя — сумел сделать так, что лженаследники не приехали.
Резко и аргументированно возражал Лихачев и против притязаний семьи великого князя Владимира Кирилловича на престол. Не случайно некоторые почитатели (или недоброжелатели) называли Лихачева «канцлером». Многие весьма важные государственные вопросы мог решить только он — и даже управлять царскими делами.
Организаторы похорон (дела весьма непростого и недешевого) страдали — а вдруг не приедет президент? Если бы Ельцин не приехал на эту церемонию, Россия бы оскандалилась перед миром. И все взгляды обратились опять к Лихачеву: только он один во всем мире мог спасти ситуацию, сделать так, чтобы Россия избежала очередного позора, избавилась бы наконец от прозвища — «империя зла», покаялась бы, проведя торжественное захоронение, но обязательно в присутствии президента — иначе бы «государственное покаяние» не состоялось. Именно Лихачев (а кто же еще?) написал Ельцину письмо, где настойчиво проводил мысль, что похороны останков — акт покаяния и искупления. Лихачев сообщал Енишерлову: «Я был доволен тем, что президент откликнулся на мое письмо, звонил мне и хорошо разговаривал. Все-таки это польстило моему самолюбию, и само письмо показали по телевидению. Кстати, оно было написано от руки».
Захоронение было проведено 17 июля 1998 года.
Воспоминания Филатова о Лихачеве: