Подобную точку зрения Д. Кантемир считает неприемлемой. Аристотель, утверждает он, ошибается, видя в самой природе «начало движения и покоя» и определяя время как «меру движения и покоя» (11, 207). В действительности «время есть нечто реальное, есть существование, существующее через действие, не зависящее от действия, от последовательности движущихся тел, от самих движущихся тел, от интеллекта, жизни, числа…» (11, 241). Оно носит интеллигибельный характер и отличается от длительности существования вещей, доступных нашим чувствам. Время есть единая универсальность и универсальное единство. Кантемир не понял Аристотеля. Последний, определяя время как меру движения и тем самым подходя к пониманию единства движения и времени, отнюдь не ставил время в зависимость от движения или от измеряющего субъекта.
Против Аристотелева определения времени Кантемир выдвигает также следующий аргумент: «Если время является мерой движения, то движения какого тела является оно мерой?» (11, 219). Налицо многообразие движений, что должно вызвать и многообразие мер, а следовательно, и времени, что в принципе невозможно. В действительности «мера случайна и дополнительна измеряемой вещи, следовательно, мера по природе своей последующа измеряемой вещи» (11, 207). (Заметим, что категорию меры как конкретного выражения единства количественной и качественной определенности предметов Кантемир не исследовал. Он коснулся ее лишь в связи с рассмотрением определения времени, данного Стагиритом.) В вопросе о том, дискретно ли время, или же оно беспрерывно, Д. Кантемир целиком разделял точку зрения Аристотеля и пропагандировал идею непрерывности времени. По его мнению, время не может состоять из неделимых, т. е. математических, точек. Если бы оно состояло из таких точек, оно было бы прерывным. Но этого быть не может; «в качестве сущности существования и свойства время есть то, что ни по природе, ни по разуму и, наконец, ни по желанию нельзя разъединить» (11, 250).
В связи с толкованием проблемы времени Кантемир высказал ряд интересных суждений. Весна, лето, осень и зима, писал он, не являются временем, ни даже частицами его, а «всего лишь метеорологическими терминами, которые происходят во времени», подобно тому как детство, зрелость и старость человека не являются временем или его частями, а лишь «последовательностью возрастов, происходящих во времени» (11, 238). Точно так же отсчитываемые нами столетия, годы, дни, часы, минуты, секунды не порождают времени, а являются наблюдениями и отметками движений, которыми человек пользуется для удобства. Время нельзя ни ускорить, ни удлинить, оно «есть сама вечность» (11, 238). Это положение является исходным в критике Кантемиром субъективистского определения времени. Он считал неверным доказывать существование времени исходя из наличия положений «ранее» и «после», как это делал Аристотель. Ведь в таком случае признание существования времени ставится в зависимость от понимания последовательности, а это приводит к абсурдному выводу, «что если бы мы не понимали последовательности времени, то, конечно, и времени не было бы» (11, 225). Если полагать, что время есть то, что мы отсчитываем, меняем и познаем рассудком, утверждал он, тогда остальные неодушевленные предметы или одушевленные, но не обладающие способностью рассудка не имеют времени, а это противоречит очевидности. Если согласиться с тем, что время есть мера движения, то надо признать, что оно есть тогда и постольку, когда и поскольку есть измеряющий субъект; в таком случае «в пустынных местах, в не населенных людьми углах Земли, в пещерах и т. д. не существует времени, ибо там нет существа, которое замечало бы, что существует время, и считало бы движения» (11, 228).
Признавая объективность и непрерывность времени, Кантемир убежден, что оно предшествовало движению. Тем самым философ допускает грубую ошибку, причина которой — неправильное понимание существа движения, рассмотрение его как перемещения в пространстве, а не как процесса изменения вообще. Идея единства времени и движения осталась непонятой им.