Ко времени кончины «дитя» было не менее шести лет (столько лет прошло от упоминания сына Ивана в духовной грамоте Ивана Красного 1358 года до кончины самого Ивашки в октябре 1364 года). Однако можно думать, что в действительности Ивашка был значительно старше. Потребность отличать Ивана-сына от Ивана-отца могла возникнуть только тогда, когда первый из них стал хотя бы мало-мальски самостоятельной фигурой, то есть достиг возраста четырех-пяти лет. Таким образом, можно думать, что Ивашка был лишь годом или двумя младше Дмитрия.
Один хорошо осведомленный книжник конца XIV столетия называет Ивашку «любимым братом» Дмитрия Донского (25, 208). Возможно, это живая черта отношений двух отроков.
Примечательно, что тогдашние московские правители (княгиня Александра, митрополит Алексей, бояре) считали необходимым отправлять малолетнего Ивашку в походы вместе с его старшими братьями. Так, под 6870 (1362) годом летописи сообщают: «Того же лета на зиму князь великии Дмитреи Ивановичь съ своею братиею, съ князем Иваном Ивановичем, Володимером Андреевичем ходил ратью на князя Дмитрея Костянтиновичя к Переяславлю» (53, 113).
Заметим, что Владимир Андреевич Серпуховской родился 15 июля 1353 года и ходил в поход в возрасте девяти лет. Дмитрию Московскому было тогда двенадцать лет.
Обычай возить в походы княжеских детей был в ту пору весьма распространенным. Иван Грозный в юности повсюду брал с собой младшего брата — глухонемого Юрия. Учитывая обычную в то время жестокую борьбу за власть между братьями, трудно сказать, чего в этой практике больше — символики или осмотрительности.
Сестрица Аннушка
Помимо рано умершего младшего брата Ивана Дмитрий имел родную сестру Анну (180, 130). Предполагают, что это она — а не ее сводная сестра Любовь — вышла замуж за выехавшего из Литвы воеводу князя Дмитрия Михайловича Волынского по прозвищу Боброк (365, 290). Для того это был второй брак. (Возможно, Любовь была его первой женой.) Анна родила Боброку двух сыновей — рано умершего Василия и Михаила. Последний ушел в Новгород и принял там иноческий постриг в Троицком монастыре. Со временем он прославился как склонный к юродству суровый аскет по имени Михаил Клопский. Русская церковь причислила его к лику святых (365, 292).
Вот, пожалуй, и всё, что можно сказать относительно «материнской составляющей» характера нашего героя, а также о его братьях и сестрах. Обратимся теперь к другой теме: его политическому и генетическому наследству по линии отца.
Дед Иван
Дмитрий всегда с особым уважением относился к памяти деда — Ивана Даниловича Калиты. Здесь срабатывал вечный закон мужского самоутверждения: установки отца подсознательно отвергаются, в то время как дед, ставший уже отстраненной, почти мифологической фигурой, служит кумиром, образцом для подражания.
Много лет спустя, когда какой-то московский книжник (возможно, Епифаний Премудрый) писал похвальное слово недавно скончавшемуся Дмитрию Донскому, то он, в соответствии с законами жанра, рассуждал о предках своего героя. Для Ивана Калиты агиограф нашел знаменитое определение — «собиратель Русской земли» (25, 209). Внук пошел по стопам деда. Но он не только продолжил «собирание Руси», но и начал ее освобождение…
Дядя Семен
По свидетельству источников, великий князь Семен Иванович уже в первой половине XVI века именовался Гордым (38, 238). Вероятно, это многозначительное прозвище родилось гораздо раньше и восходит к московскому летописанию времен митрополита Киприана.
Как относился Дмитрий к памяти Семена Гордого? Конечно, он не помнил его лично, но много слышал о нем от окружающих. В семье Ивана Красного Семена вспоминали со смешанным чувством вражды и почтения. Вражда объяснялась самим положением Семена как старшего брата, носителя верховной власти и связанного с ней произвола. Кроме того, сказывалась разница в возрасте. Семен был на девять лет старше Ивана. Он с отроческих лет привык глядеть на младшего брата свысока и не стеснялся показывать свое превосходство. Самолюбие Ивана жестоко страдало от подобной педагогики. Митрополиту Алексею стоило больших усилий восстанавливать мир между рассорившимися братьями.
Еще одним свидетельством недоверия между сыновьями Калиты служит то, что даже на смертном одре Семен не захотел передать Ивану все свои владения, завещав их жене Марии. Таким образом он надеялся спасти свою династическую линию, воплощенную тогда в двух младенцах-сыновьях.