Вслед за сообщением о приезде иноземных иерархов Рогожский летописец переходит к русским, а точнее — новгородским церковным делам. Зимой 1375/76 года новгородский архиепископ Алексей (1359–1388) объявил о том, что покидает кафедру и удаляется на покой в Деревяницкий монастырь. (Величественные храмы этой древней обители до сих пор можно видеть на северной окраине Новгорода.) Это был политический демарш, вызванный какими-то серьезными причинами, о которых летописец предпочел умолчать. Возможно, владыка Алексей, сторонник союза с Москвой, возмутился грабительским походом ушкуйников во владения великого князя Владимирского Дмитрия Московского летом и осенью 1375 года. А может быть, его уход был как-то связан с открывшейся тогда в Новгороде ересью стригольников.
Встревоженные отставкой любимого владыки, новгородцы отправились в Москву. Митрополит Алексей написал своему тезке грамоту с требованием вернуться на кафедру. После этого сторонники Алексея во главе с московским наместником в Новгороде Иваном Прокшичем отправились в Деревяницы и упросили его вернуться на кафедру. Это произошло в воскресенье 9 марта 1376 года, на праздник 40 мучеников севастийских.
Продолжением этой истории стал визит архиепископа Алексея со свитой из духовенства и бояр в Москву осенью 1376 года. Новгородцев тепло приняли митрополит Алексей и московский князь Дмитрий Иванович. Летописец сообщает точные даты этого, по-видимому, важного для обеих сторон визита. Из Новгорода караван отправился в среду 13 августа, в Москве новгородцы провели две недели, а домой вернулись в пятницу 17 октября 1376 года. Вероятно, обратный путь оказался долгим из-за начавшейся осенней непогоды. Можно с уверенностью предположить и занявшую несколько дней остановку владыки в поднимавшемся из пепла Торжке.
Активная и однозначно промосковская позиция митрополита Алексея в политических делах беспокоила патриархию, откуда одна за другой направлялись на Русь разного рода контрольные миссии. Эти незваные гости, напоминавшие о церковной зависимости Руси от Константинополя, не вызывали у русских отрадных чувств. О их приезде сообщается кратко и без комментариев, как и о прибытии ордынских послов.
«Тое же зимы приехаша из Царягорода от патриарха Филофиа некотораа два протодиакона, сановника суща, един ею именем Георгии, а другыи Иван, к Алексию митрополиту всея Руси» (43, 116).
Цель их миссии неизвестна. Судя по всему, речь вновь шла о жалобах на святителя его политических противников.
Непобедимый Ржев
Постоянной заботой Дмитрия Московского была борьба с литовской экспансией. Безусловно, литовский вопрос был одним из главных на переговорах во время визита новгородского архиепископа Алексея в Москву. «Пятой колонной» Ольгерда в Северо-Восточной Руси оказалась Тверь. Все понимали, что клятвы Михаила Тверского, данные им осенью 1375 года в осажденной Твери, будут забыты при первой же перемене в расстановке сил. В этой ситуации особое значение приобретал контроль над Ржевом — сильной крепостью на Верхней Волге, на западной границе Тверского княжества. Здесь не только пересекались водные и сухопутные дороги, но сталкивались интересы Москвы, Литвы и Новгорода. Лавируя между тогдашними «великими державами», Ржев стремился сохранить независимость.
Согласно летописным известиям, в 1376 году (вероятно, осенью, после переговоров с новгородцами) Дмитрий Московский предпринял очередную попытку захватить Ржев. Туда он отправил с войском Владимира Серпуховского. Вероятно, Дмитрий обещал кузену в случае успеха присоединение Ржева к его владениям. Однако 23-летний Владимир не сумел решить поставленную задачу ни военным, ни дипломатическим путем: «…он же стоя у города 3 недели, посад пожже, а города не взя» (43, 116).
Орел расправляет крылья
Неудача под Ржевом больно ударила по нервам московского князя, и без того напряженным ожиданием нашествия степняков. Однако Мамай не спешил с подготовкой карательного похода на Русь. Искушенный в русских делах бекляри-бек полагал, что хрупкая переяславская коалиция князей со временем распадется сама собой и это облегчит ему расправу с Москвой.
Дмитрий Московский поставил на ноги всех своих осведомителей в Орде, чтобы своевременно получить вести о намерениях Мамая. И такие вести вскоре пришли. Об этом свидетельствует известие Рогожского летописца под 6884 годом. «Того же лета князь великии Дмитрии Московьскыи ходил за Оку ратию, стерегася рати тотарьское» (43, 116).
Это краткое известие, похожее на верхушку айсберга, порождает множество вопросов и допускает самые различные толкования. Куда именно направился московский правитель? Был ли его поход ответом на враждебные действия татар или попыткой предупредить такие действия? Кто из князей сопровождал его в этом походе? Каких именно татар — «мамаевых», «сарайских» или иных — опасался великий князь?
Ряд вопросов можно продолжать еще долго. Но лучше отметим несколько моментов, которые кажутся нам бесспорными.
Зимой в степях не воевали. Судя по всему, поход имел место летом 1376 года.