Дмитрий Донской

Конь сперва опасался зверя. Косил глазом, пофыркивал, прядал ушами. Потом обнюхался, стал терпеть. Медведь был смирен; видно, не мучили, не дразнили сызмалу, теперь ластился к человеку, норовил пригреться около.

На стоянке, когда сели поснедать, медведь, соскучившись, толкнул носом вожака под локоть. Вожак даже выронил ломоть хлеба.

— Что ты, нечистый дух?

Но медведь снова толкнул носом под локоть.

— Не балуй! Поиграть просится, — объяснил он Кириллу.

— А как звать-то тебя?

— Тимошей.

— Ну-ка, Тимоша, поиграй.

— Да я могу, только не смейся.

— А чего ж тогда играть, ежели грех посмеяться?

— Ну так воля твоя.

Тимоша достал переладец, и нежная, ласковая долгая песенка потекла, словно где-то вдали выговаривали слова, словно пел чей-то нежный далекий голос.

Хорошо звучало в глухом, непроницаемом лесу. Конь пасся невдалеке, медведь поплясывал, то оттягивая зад, то размахивая в стороны лапами.

— Хорошо обучен! — похвалил Кирилл.

Зверь, будто утомясь, подошел к хозяину и лег у ног. Тимоша уткнул в него ноги, перестал играть и обернулся к Кириллу:

— А теперь, может, побывальщину послушать желаешь?

— Давай, давай!

— Я тебе новую.

— Ну-ну!

— Сам нынче в Москве перенял.

— Слухаю.

Тимоша начал древний запев о князе Владимире, пир описал и спор гостей, похвальбу богатырскую. Все давно было знакомо Кириллу, и каждый раз простором чистых полей, далью неведомых дорог, задумчивым раздольем мечтаний овевала Кирилла старая песня.

Но вдруг зазвучали гневом и жалобой свежие слова, ворвавшиеся в древнее описание пира:

Распалился, обозлился тут Калин-царь,
Разорить хочет, собака, стольный Киев-град,
Чернедь-мужичков он всех повырубить,
Терема-хоромы он на дым пустить,
Князю-то Владимиру голову срубить,
Русую Опраксию с собой уложить…

Тимоша остановился и сказал Кириллу:

— Русскую землю, вишь, к своей земле приложить задумал!

— Пой еще, смекаю.

Посылает Калин-царь гонца во Киев-град;
— Ты поди-то в палату белокаменную,
Пред собой ты дверь распахивай,
С головы шелома ты не сбрасывай,
Становись ты супротив князя Владимира,
Полагай молча ты грамоту на княжий стол.

И Тимоша опять объяснил Кириллу:

— Не велит даже гонцу перед русским князем кланяться. Высоко занесся, басурман поганый!

— А послушай-ка, — перебил его Кирилл. — Ты в Москве о татарах ничего не слышал?

— Кто же не слышал? Идут на Москву. Если б не сутолока, я, может, и купца-то не согнул бы.

— А что там?

— Идут татары. Тьма! Дмитрий Иванович народ сбирает, полки снаряжает. Я уж который день оттуда… Теперь небось вышли.

— А в какую сторону?

— Видать, рядом с нами к Оке идут. Я потому и обочную дорогу выбрал.

— Ну, не только потому!

— Да, может, и правда, не только.

— А войско-то велико ли?

— Да не шибко, видать, велико, а только оружия много. И, видать, оружие новое, немецкое али свейское, — у нас не бывало такого.

— Чего ж с собой не захватил?

Тимоша засмеялся;

— Да я уж прилаживался: мне б, господин Дмитрий Иванович, медведя б собрать, он татар бить у меня приучен. А Дмитрий Иванович смеется: «Тех татаровей по лесам наши медведи голыми руками скоро грабастать станут!»

— Ты чего ж, самого давно видал?

— Да не так давно. На его дворе играл в четверг поутру. Княгиня его на крыльцо вышла: «Нам, говорит, Тимоша, не до игры сейчас. Время стало богу молиться». А князь сам во дворе стоял, глядел, как из погребов оружие на воза грузили. Видно, в оружейной не уместилось али в тайне те склады держал до времени. Приветливой князь.

— Тебе виднее.

— А ты иначе разумеешь?

Кирилл смолчал.

Конь, похрапывая, перебирал траву. Зверь мирно дремал у Тимошиных ног. Вечерело. Предстояла последняя ночь в лесу: поутру решили выбираться на дорогу.

— Ну, ты, может, дальше попоешь эту песню, а?

— Да чего ж не спеть? Песня ко времени.

Он спел о том, как требовал Калин от Владимира угощенья для татарских войск:

Ты наставь хмельных медов по улочкам,
По всем по городским по переулочкам,
Чтоб стояла по городу бочка о бочку,
Бочка о бочку да обруч к обручку.

Он спел о том, как быстро истекал срок, назначенный Калином Киевскому князю:

А ведь день за днем, как будто дождь дождит,
А неделя за неделей, как река бежит.

Он спел еще и о том, как вместо ответа послал Владимир к Калину богатыря Илью Муромца. Как седлал коня Илья, как выехал и увидел войско татарское: