Дмитрий Донской

— Так ползи к своему Мамайке и скажи, как русские от своей земли на чужую службу переходят.

Оставив на холодной мокрой траве пятерых этих мурз, Тютчев поскакал к Дмитрию.

Сорок четвертая глава КОЛОМНА

Большое русское войско тремя дорогами шло вперед: узки дороги в больших лесах. Федор Белозерский вел своих по дороге Болвановке, на Серпухов, тульским путем, а позже поворотил на Каширку.

Дмитриевы полки шли на Котлы, к Кашире, а оттуда проселком перешли на Шубинку.

Владимир Серпуховской свои московские рати направил Брашевской дорогой, в Брашеве перевезся через Москву-реку и двинул к реке Лопасне.

Пятнадцатого августа войска достигли Коломны.

Здесь, как в полном котле, уже кипели многие ополченья, ожидавшие Москву. Стояли сорок тысяч, пришедших с Ольгердовичами: с Андреем да с Дмитрием. Подошел князь Федор Елецкой со своими полками да воевода князь Юрий Мещерский — со своими. Да великое число сошлось малых ратей нижегородские купцы с посадов пришли, не спросясь своего князя, да белевичи, да, может, и не осталось на Руси города, откуда хоть малое число не пришло бы. И еще иные шли торопясь. И с ними — Клим-кожевенник со своей рязанской дружиной.

Двадцатого августа рано поутру ударили колокола, и воеводы поехали навстречу Дмитрию.

Они встретили его на речке Северке.

Слава ей, этой мелководной речке, — над ней прошел белый Дмитриев конь, в ней сверкнули его позолоченные доспехи, на ее берегу Дмитрий сошел с седла, чтобы обняться со своими воеводами. Отсюда они двинулись вместе, неразлучные в славе и трудах.

У городских ворот князя встретил коломенский епископ Герасим с иконами, с пением, а пономари в тех церквах, где колоколов не было, неистово били в медные била. И тысячеголосая рать кричала встречу, радовалась, что настал час.

Поговорив со всеми, кто к нему речь обращал, Дмитрий ушел в уединенный терем. Там, в тихой комнате, тихо говорил в небольшом кругу близких друзей.

И хоть был молчалив и всегда таился Боброк, а и он но мог скрыть волненья: ему предстояло изготовить войско в поход; поражение в этом походе означало конец всему — и Руси, и городам, и жизни.

Пытливым оком Боброк приглядывался к Дмитрию. Боброк любил своего большого шурина, но впервые хотел рассмотреть — выдержит ли Дмитрий, понимает ли, как велик враг, проявит ли твердость?

Дмитрий повернулся к Боброку и ответил на его взгляд немым, серьезным и задумчивым взглядом.

Боброк не успокоился.

Уговорились утром посмотреть все войско. Воеводы разошлись готовить воинов. Дмитрий пошел отдохнуть с дороги, а Боброк позвал двух своих двоюродных братьев, двух Ольгердовичей, и уединился с ними.

— Тебя, Андрей, Дмитрий любит, — сказал Боброк князю Полоцкому. — Не отходи от Дмитрия, — если уловишь сомнение, слабость, робость, пресеки, рассей.

— Сколько сил станет! За тем сошлись, чтоб друг в друге силу поддерживать.

— А я за Владимиром Андреичем пригляжу _.- _.умен, да горяч, — решил Боброк. — А ежели во мне что недоброе заметите…

— Не бойсь, Дмитрий Михайлович, — сказал Дмитрий Ольгердович, — и тебя поддержим. А ежели с нами что…

— Мужайтесь! — встал Боброк. — Не первая наша будет битва. И не последняя. Но велика.

И Ольгердовичи смолкли, глядя на него и запоминая его слово; в семье давно замечали: неведомо какой силой-прозорливостью ли, разумом ли, волхованием ли-постигал Боброк будущее, но все видел далеко вперед. А он, вскинув над глазами крылатые брови, уже рванулся к двери: по лестнице, гремя оружием, кто-то торопливо поднимался.

Боброк распахнул дверь. За дверью стояла ночная тьма, и из тьмы в сени входили воины, и впереди Родивон Ржевский; это пришла весть от первой стражи, ходившей оглядеть Мамая. Она подтвердила слова, принесенные в Москву Андреем Поповичем, и слухи о величине Мамаевых сил.

Мамай уже достиг верховьев Дона и стоял на берегах Красивой Мечи.

— А едучи сюда, обогнали послов Мамаевых. Ко князю на Москву едут.

— Опоздали, — сказал Боброк.

— Слыхали мы, будто Мамая сомненье взяло: прослышал, что Дмитрий-то Иванович от него не бежит, а войско сбирает, и послал послов договариваться.

— Поживем — увидим, — сказал Боброк и пошел к Дмитрию рассказать о принятой вести.

А на заре по всей Коломне поднялись войска, и стоявшие в городе, и разместившиеся окрест. Пошли за город к Оке, на просторное, дикое древнее Девичье поле, где некогда в жертву языческим дивам отдавали славянских дев. Боброк повел их и каждому войску указал место.

И, приминая некошеную, немятую, посохшую траву, по всему долю протянулось, построилось воинство. Стали полки за полками плечо в плечо, локтем к локтю, звякая коваными налокотниками о налокотники друзей, — и от конского ржания содрогалось широкое поле и содрогнулось от клича воинского, когда Дмитрий взглянул на них. и они увидели Дмитрия. И Боброк поскакал ему навстречу.