Дмитрий Донской

Москва, слышно, и ныне величается, да только Ольгерд стал совсем не тот. Четверть века уже, как — по смерти своего отца, могущественного Гедимина, — он держит под рукой Литву, и разрослась, распространилась Литва, шелестит на ветру темно-зеленым, непроницаемым для солнечных лучей дубом; что ни год, великанская крона дает пышную и густую прибавку. В юности, еще при живом отце, Ольгерд сел на княжение в русском Витебске. С тех пор многие земли, древле принадлежавшие Киевской Руси, подпали под Литву: кроме Полоцкого и Витебского, вошли в ее состав Минское, Друцкое, Лукомское княжества, Туровская и Пинская земли. Все это доставалось легко, будто сбывался вещий сон Гедимина, увиденный им на Турьей горе. Тот сон знали наизусть все его дети, был он со всеми подробностями занесен и в «Хронику Литовскую и Жмойтскую»... Не исключено, что политическая подоплека сна была и в Москве известна, еще при Иване Калите, и внук Дмитрий также знал... Как-то охотился Гедимин в урочище близ реки Вильны. В тот день сопутствовала великому князю удача: на маковице безымянной горы из зарослей кустарника подстрелил матерого тура. Усталый охотник здесь же и заночевал со всем своим двором. А ночью во сне увидел он на том самом месте, где тура свалил, громадного, будто из железа выкованного волка, и из звериного чрева в сто волчьих глоток разносился во все стороны страшный вой. Наутро Гедимин велел призвать к себе литвина-волхва, обученного звездарству и толкованию снов. Выслушав князя, языческий жрец так объяснил его видение: волк, из железа выкованный, — это великий замок, который Гедимин поставит на Турьей горе, вокруг замка вырастет главный город его княжества. А сто волков, в том волке воющих, означают княжат литовских, великая слава которых расширится по всем сторонам света. И тогда же повелел Гедимин созывать каменщиков и плотников и новому городу дал имя Вильно — по названию текущей рядом реки.

Перед смертью своей он поделил великую Литву между старшими сыновьями Кейстутом и Ольгердом. Ольгерду достались восточные княжества, Кейстуту — западные, пограничные с немцами и поляками земли. Братья действовали дружно: шел Кейстут против немцев, помогал ему Ольгерд; выступал Ольгерд на Смоленское или на Киевское княжества — рядом оказывалось плечо Кейстута. Литва любит войны, войнами она поднялась. Если бы не давнишняя немецкая опасность — насилие от Тевтонского и Ливонского орденов — литовские племенные князьки так, должно быть, и сидели бы порознь, не ведая друг о друге, по своим лесным трущобам, молясь дубовым богам. Военная опасность сплотила их, вывела на люди, привила вкус к дальним наездам. Знатные литовцы обучились русской грамоте, полюбилось им пение в православных храмах, яркое иконное письмо; князья стали одеваться по-русски, жениться на русских, давать своим детям русские имена. Славянская речь зазвучала в княжеских хоромах полноправной хозяйкой; перемирные договоры и духовные завещания составлялись на русском языке.

Сам Ольгерд изъяснялся на нескольких языках, но пятерых сыновей от первой своей жены назвал по православным святцам. Свое великое княжество именуя, не забывал он упоминать, что оно не просто Литовское, но Литовское и Русское. Да иначе было бы и неудобно, пожалуй: литовцы составляли теперь малую долю населения княжества, и с каждым новым приобретением земель доля эта все сокращалась.

Ольгерд не случайно выбрал себе вторую жену из тверского дома. Женясь на дочери и внучке великих князей владимирских, он тем самым приобретал дополнительный политический вес, поднимался на новую ступень общерусской известности. Братья Ульяны стали ездить к нему в гости, сначала покойный Всеволод, а нынче вот и Михаил. И тот и другой приезжали с жалобами на Москву, просили помочь: казна-то тверская пуста, людей, годных к воинскому делу, после всех разоров да моров мало. Ольгерду льстило, что к нему все чаще обращаются русские князья, и не одни тверичи. Борьба против общего врага на западе — немецкого рыцарства — помогла ему лучше ознакомиться в свой час с псковичами и новгородцами. Было время, по просьбе Пскова Ольгерд даже послал на тамошний стол своего старшего сына Андрея, до того сидевшего в Полоцке.

Впрочем, настоящей дружбы с чересчур самостоятельными вечевиками у него быть не может — это Ольгерд хорошо понимал. Зато с благодарностью и надеждой поглядывали на великого князя Литовского обитатели исконных южнорусских земель: кто страдал от Орды, кто томился под властью поляков. В 1352 году Ольгерд отвоевал у Польши полдюжины волынских княжеств. Через десять лет занял Киев, освободив его жителей (хотя лишь на время) от татарской зависимости. А вскоре выиграл битву с ордынцами у Синей Воды, и еще одна обширная русская область прирасправила плечи — Подолия.