Дмитрий Донской

Тут начинается промежуток, относительно которого московская археология почти безмолвствует, но зато летописи становятся красноречивей: имя «Москва» нет-нет да и мелькнет на их страницах. В лето 1175 года, вскоре после трагической гибели Андрея Боголюбского, один из его младших братьев, Михалко, выехал из Чернигова во Владимир, рассчитывая занять великокняжеский престол. Но ростовские бояре уже сговорились с двумя князьями — племянниками Юрьевичей, и не впустили, его в Залесскую землю. «Ты пожди мало на Москве», — просили они Михалка.

Но уже в следующем году вместе с братом Всеволодом (еще не носившим тогда прозвище Большое Гнездо) Михалко — через ту же Москву — прошел на обидчиков с намерениями решительными. Засевшие было во Владимире князьки Мстислав и Ярополк позорно бежали.

Наступил 1177 год — год смерти Михалка, венчания на великокняжеский престол Всеволода Юрьевича и... сожжения Москвы. События разворачивались так. Схоронив брата, Всеволод решил наказать зачинщиков недавних козней против его рода. С этим он пошел на Ростов, где отсиживался Мстислав. Ростовцы двинулись встречь, полки сошлись в окрестностях Юрьева-Польского, на Липице. Юный сын Юрия Долгорукого здесь впервые показал свой жаркий норов и бранную заговоренность, — не зря его потом трепетали половцы и волжские булгары, боялись перечить и соседи-князья, а создатель «Слова о полку Игореве» посвятил ему нельстивые хвалы как могучему властелину, способному Волгу расплескать веслами своих воинов.

Всеволод разломил ряды ростовцев, и Мстислав показал ему спину, сырую от смертного пота. Лишь в Новгороде обсохла на нем рубаха. Новгородцы, однако, битыми князьями брезговали и потому погнали от себя Мстислава с крепким словом. Понукаемый обидами, тот пробрался в Рязань, где принялся крамолить князя Глеба — своего дружка по недавней козни во Владимире. И вот в осень 1177 года Глеб собрался напакостить липицкому победителю. Целью набега была избрана Москва. Давно уже раздражала она рязанцев — и водный путь на север, к Новгороду перекрыла, и дорогу из Киева во Владимир держит под надзором, и села к югу от себя уже прибирает, скоро, глядишь, к Лопасне руку протянет, а там и к Коломне. Глеб тогда, по слову летописца, «пожже Московь всю, город и села».

Всеволод ринулся на пожарище. Можно представить, какие чувства клокотали в нем при виде осрамленной отцовской крепости. Оставив смрадный холм за спиной, войско устремилось на Коломну. Но там разведка донесла Всеволоду, что Глеба нет в Рязани, что вместе с Мстиславом и половецкими наемниками тот глухими муромскими лесами прошел грабить Владимир.

...Только в окрестностях своей столицы настиг Всеволод погромщиков. Он был гневен в сече, но отходчив. Зато горожане, разъярясь при виде взятых в плен Глеба, Мстислава и Ярополка, потребовали у князя выдать всех троих на правеж. Как мог, Всеволод противился вечевому буйству. И все же толпа настояла на своем. Отбитые у стражи, Мстислав и Ярополк были ослеплены. «Глеб же рязанский в погребе и умре».

Так была отомщена Москва.

Москва при Всеволоде Большое Гнездо. Трудно сказать, сразу ли взялся Всеволод за восстановление Московского Кремля. Были у него в те годы и иные срочные заботы. Укреплял свои северо-западные рубежи строительством города Твери; затем несчастье заставило и о стольном Владимире позаботиться. В 1185 году город погорел страшно (среди урона одних церквей насчитали тридцать четыре). Начались многолетние восстановительные работы: возвели обширные деревянные стены, а внутри их — вокруг Успенского собора — выложили белокаменный детинец (на него-то и обратит внимание юноша Дмитрий, будучи во Владимире). Одновременно Всеволод заложил новую деревянную крепость в Суздале, а немного позже — в Переславле. Придворные зодчие возводят во Владимире два дивно украшенных каменных храма — Дмитровский и собор Рождественского монастыря.

О Москве во все эти годы книги молчат. Лишь в летописной статье за 1207 год, когда Всеволод предпринял большой поход против Ольговичей, разорявших вместе с половцами русскую землю, упомянута Москва как место встречи великого князя с сыном Константином, — тот привел с севера ополчение новгородцев и ладожан. Отсюда после недельных сборов рати пошли по хорошо уже ведомой им дороге на Коломну.

Через два года Москва снова упомянута, теперь — по поводу разбойных действий князьков-соседей, которые «повоеваша около Москвы» (и на это «около» обратим внимание), по тут же исчезли, как лишь Всеволод послал на них своего сына Юрия.

И то, что ходили грабители «около», а к самому городу не подступились, и то, что Всеволод с Константином простояли в Москве целую неделю с большим войском и ополчением, свидетельствует: город к этому времени уже снова возродился и имел надежные оборонительные сооружения, никак не меньше, чем при Юрии Долгоруком.