Для Гадо. Возвращение

Через пятнадцать — двадцать минут я был уже в больничной камере на пять человек. Кроме меня, там лежали еще трое: пермские Игнат и Абажур и один залетный волжанин Сахар. Я назвал их лежачими, но они ходили. Меня не очень интересовали их болячки, я хотел прежде всего выяснить, что они за люди и куда я попал. В процессе разговора выяснилось — все трое находятся здесь уже по паре недель. Это меня устраивало, поскольку я очень опасался «наседок». За день до моего приезда менты могли подсадить кого угодно. Но нет, публика была вроде бы настоящей, во всяком случае на первый взгляд. Болтун Игнат был из мужиков, Сахар и Абажур претендовали на большее… Они были моложе меня, лет по тридцать, но каждый имел по три-четыре ходки за плечами. Когда я назвался и сказал, кто я, Абажур тут же наморщил лоб.

— Я о тебе слышал, — сказал он. — Несколько лет назад вы свалили с восьмерки… Кажется, уделали солдата на вышке и навели шороху в городке. Ты?

— Да.

— Ну-ну… — Он покачал головой и посмотрел на меня несколько иначе, не так, как полчаса тому. Они быстренько сварганили чифир и подсели ко мне.

— Как положение на тюрьме и есть ли кто-нибудь из блатных? — спросил я для того, чтобы «взвесить» Абажура. Он смотрелся самым шустрым и кое-что смыслил.

— Воров нет, положенец есть. Витя Тольятти, может, слыхал?

— Нет. Я три года прожил за бугром, в Италии. Был Кот, стал Итальянец, — пошутил я. — Молодой?

— Не очень.

— А положение?

— Неважное. Движение есть, все как положено, а понту, как всегда, маловато. Половина хат сидит на голяке, даже махры нет, — вздохнул Абажур.

— Чего ж так?

— На всех не хватает, тюрьма забита до предела. Сам увидишь скоро, времена такие.

— А здесь как?

— Здесь терпимо, больничка… «Греется» нормально, я бы сказал, даже хорошо. Да и вообще здесь ништяк.

— «Дорога»?

— Смотря куда и что. Передавать что-то серьёзное не советовал бы, а простенькую малявку, пару рублей там, чай — без проблем. Хозобслуга — из молодых, общий режим. Сперва всё читают «кумовья», потом передают по назначению. Сам знаешь…

Я знал, я хорошо знал, однако мне позарез нужна была надежная «дорога». Во-первых, для того, чтобы связаться с этим Тольятти — я хотел ввести его в курс дела и, так сказать, опереться на его плечо, во-вторых, для собственных нужд. Жрать тюремное пойло я не собирался, а баула с хорошим куревом и окороками при мне не было. Мы проболтали несколько часов и занялись кто чем. Абажур точил стеклом «стиры», Игнат писал ксивенку жене, Сахар просто болтался по камере. Процедуры уже закончились, и меня мог ждать только ужин, обед уже давно прошел. Первый день моего пребывания в тюрьме прошел спокойно и незаметно. Второй начался с обхода врачей. Меня быстренько обследовали, завели карточку и назначили курс лечения. Лечить было, как я понял, нечем, но в карточку вписали все, что нужно.

Алена Павловна — так звали моего лечащего врача — была довольно симпатичной женщиной лет тридцати шести. Мне показалось, она смахивает на татарку, но я ошибся, Алена была русской, из коренных пермячек. Она очень вежливо и тактично поинтересовалась юей историей и спросила, есть ли у меня родственники. Я ответил, что есть.

— Они в состоянии купить и передать вам нужные лекарства?

— Разумеется. Как только — так сразу, — пошутил я по привычке.

— Хорошо. Надеюсь, вы пролежите у нас недолго. Рана не гноится, пока. Впрочем, там будет видно…

Врач мне понравилась. С такими дамами всегда приятно иметь дело, это не молодые соплячки с тощими задницами. С этой есть о чем поговорить. Если, конечно, не высокомерна и не ехидна, не мнит из себя деятельницу.