Несмотря на итальянизм Россетти, который никогда не бывал в Италии, и увлечение Средневековьем Морриса, который никогда не видал Средневековья с его жестокостью, грязью, зловонием и алчностью, — несмотря на эти тенденции, которые двое духовных лидеров распространяли, как заразу, — в целом дух старого романтического кружка был удивительно английским, даже георгианским. Казалось, они порождены Регентством и перепрыгнули через губительное влияние викторианства и коммерциализацию, распространенную в Англии принцем-консортом. Стилем жизни они напоминали мне старых морских капитанов. И действительно Мэдокс Браун получил должность мичмана в 1827 году. Его отец на знаменитой «Аретузе» участвовал в ставшей классической битве с «Бель-Пуль»[43]. И если бы не ссора его отца с коммодором Коффином, после которой он потерял всякое влияние в адмиралтействе, Мэдокс Браун, возможно, не нарисовал бы ни единой картины и не жил бы в особняке полковника Ньюкома. Действительно последний раз я видел Уильяма Морриса в Портленд-плейс, где повстречал его совершенно случайно. Он направлялся в дом одного пэра, для которого его фирма делала заказ по декорированию, и он взял меня с собой. В то время он уже постарел и его работы стали весьма помпезными, так что оформление столовой сводилось, насколько помню, к одному огромному листу акантуса. Моррис обвел столовую отсутствующим взглядом и сказал, что только что беседовал с членами корабельной команды на Фенчёрч-стрит. Они довольно долго принимали его за капитана корабля. Это ему очень польстило — ему всегда хотелось походить на капитана корабля. И такое не раз с ним случалось, и каждый раз он неизменно испытывал удовольствие. С седой бородой, похожей на морскую пену, и седой шевелюрой, курчавой у висков, в которую он то и дело запускал пальцы, с крючковатым носом, румяным лицом и ясными светлыми глазами, в синей саржевой куртке и, чаще всего, с сумкой на плече — повстречай такого на улице и обязательно примешь его за моряка, сошедшего на берег. И это, по существу, было для всех них отличительной чертой. В своей работе они были по-морскому точны. Когда работу откладывали в сторону, они вели себя, как моряки, сошедшие на берег. Не потому ли Англия так скупа на художников? Быть может, все артистическое в нации властно поглотило море.
Уильям Топаз Макгонаголл
Стихи
«Оссиан неописуемой бессмыслицы»
Вступление Светланы Лихачевой
А вы знаете, кто самый популярный шотландский поэт? Правильно, Роберт Бёрнс. А второй по популярности, сразу после Бёрнса? Нет, не Роберт Фергюссон. И не Джеймс Макферсон. И даже не Вальтер Скотт. А Уильям Топаз Макгонаголл, вдохновенный бард из города Данди, на коего простерлось покровительство Ее Всемилостивейшего Величества королевы Виктории. Как, вы о нем не слышали?
Действительно, по результатам опроса, проведенного в 2009 году центральной библиотекой Данди, Уильям Макгонаголл был признан вторым по популярности шотландским поэтом после Роберта Бёрнса. В Данди, где наш герой провел бóльшую часть своей жизни, процветает Общество ценителей Уильяма Топаза Макгонаголла, а в центральной библиотеке хранится отдельная коллекция сочинений поэта. Там же, в Данди, есть площадь, названная именем стихотворца, а вдоль набережной реки Тей на отшлифованных камнях, вделанных в тротуар, начертаны строки из стихотворения «Железнодорожный мост через реку Тей»: эта часть набережной с видом на одноименный мост носит гордое имя Променад Макгонаголла. В конце променада установлен информационный стенд, посвященный творчеству Макгонаголла и истории злополучного моста. В Шотландии устраиваются званые обеды в честь поэта (где блюда подаются в обратном порядке, начиная с кофе и заканчивая закусками). Рукопись из 35 стихотворений с автографом автора на торгах аукционного дома «Лайон энд Тэрнбулл» в Эдинбурге была продана за 6600 фунтов. Подборка произведений поэта записана в исполнении известного шотландского актера Джона Лори. На интернет-сайте, посвященном творчеству Макгонаголла, можно приобрести всяческую «макгонаголию» — футболки и кружки с портретом Топаза и цитатами из его шедевров; а также его стихотворные сборники, что переиздаются из года в год. Поклонники его таланта перенимают его уникальный, весьма узнаваемый стиль и начинают изъясняться «языком Макгонаголла», в том числе и в повседневной жизни — «макгонаголизм», оказывается, чрезвычайно привязчив.