Диво-дивное (СИ)

Мишель не успела двинуться, я спросила у нее:

- Как правильно - иди слева направо или справа налево?

- Без разницы, потому что я обойду комнату в разных направлениях, чтобы убедиться в правильности первого результата. И будет лучше, если вы не издадите ни звука.

- Волны, - коротко высказалась я, выказав сообразительность. Мишель нахмурилась и двинулась в путь.

Рамка в ее руках подергивалась, но не выкрутасничала, как совсем недавно перед входной дверью. Я следила за действиями Мишель, затаив дыхание - все-таки, волны, помехи. Когда девушка с рамкой в руках дошла до окна, рамка затихла на несколько секунд, затем закачалась, как маятник в часах. Мишель миновала оконный проем, рамка-маятник замедлилась, потом и вовсе остановилась, будто у нее закончился завод. Потом рамка все же пришла в движение, на этот раз совершая круговые вращения наподобие тех, что у входной двери, но с меньшей амплитудой. Со стороны походило на перевернутую воронку.

- Что это значит? - шепотом спросила я у Мишель, когда она достигла места, с которого начала свой эксперимент.

- Всё потом, - так же шепотом ответила она. Развернулась и двинулась в обратном направлении, обходя мою спальню слева направо. Все движения и вращения рамки повторились в тех же самых местах, с той же амплитудой.

Завершив вторичный обход по периметру, Мишель вышла в центр и тут... треугольная рамка начала творить чудеса: она раскачивалась, извивалась, как ящерица, которая собирается избавиться от хвоста. Мишель не выдержала и "успокоила" рамку одним доступным способом - взялась за две стороны треугольника большими и указательными пальцами обеих рук. Мне показалось, что третья сторона равностороннего треугольника, свободная, чуть трепыхнулась, совершая предсмертное движение, после чего застыла. Я боялась дышать, лицо гостьи покрылось испариной.

- Можно мне стакан воды? - попросила девушка, прижимая к себе свое сокровище, как будто обняла и окончательно успокоила.

Я вернулась в спальню со стаканом воды и протянула Мишель. Она взяла стакан одной рукой, другая по-прежнему прижимала к себе рамку.

- Фух, - выдохнула Мишель, осушив стакан с водой, - полегчало.

- Что? Совсем всё плохо?

Мишель тряхнула головой, что-то пробормотала себе под нос, я не разобрала.

- Я ничего не поняла. Хотелось бы услышать четкое объяснение... И рекомендации, - сдержаннее добавила я. - Раз уж вы затеяли опытную проверку своей...э-э-э-э... теории, то я хочу знать, что с этой квартирой не так.

- Я вам уже говорила, что не всегда озвучиваю результаты эксперимента, но в данном случае я просто обязана сказать вам правду... И если бы вы меня не спросили, то все равно... Когда дело касается человеческой жизни я должна быть откровенной до конца.

- Ох, оставьте эти разглагольствования! У меня голова идет кругом, а вы тянете с вступительным словом.

- Евгения... Леонидовна, я не могу поступить иначе, но если я не скажу всей правды, то буду всю жизнь себя казнить за то, что не предупредила.

- Мишель, я же просила!

- Бегите отсюда пока не поздно, - отстраненным голосом произнесла девушка, выдержав паузу. Видимо, пыталась снизить градус накала моего напряжения.

- И это все, что вы хотели мне сказать?

- Трагедии можно избежать, - заявила она с сочувствием на лице, дав понять, что надежды мало.

- Мне все ясно - надо бежать отсюда без оглядки, - сообразила я, не найдя другого объяснения своих последующих действий. Но решила побороться, - хочу признаться, что... не очень верю результатам вашего эксперимента.

- Не хотите верить или не верите - это разные вещи?

- Неужели я выгляжу недоразвитым существом, которое верит разным... теориям? - ответила я вопросом на вопрос. Вместо "теорий" хотела сказать "проходимцам", назвать вещи своими именами, но воздержалась.

Мишель будто и не слышала меня, продолжала гнуть свою физико-математическую или проходимскую линию.

- В каждом конкретном случае необходимо учитывать силу биополя человека, - торжественно-пафосно заявила она, стоя на одном месте, по-прежнему в центре комнаты с прижатой к груди треугольной рамкой. Я непроизвольно посмотрела на ее ноги в серо-желтых кроссовках, которые приклеились к моему полу. Провела по девушке взглядом снизу вверх, остановилась на лице. В данную минуту лицо выражало наслаждение на грани легкого сумасшествия. Не знаю, как выглядят великие ученые, сделавшие открытия в своей области и вещающие о нем своим ученикам, но мне кажется, что выглядят они так же, как Мишель: чуть сбрендившие от счастья и торжествующие от своей гениальности. Но раз Мишель не походила на ученого старца, больше на девочку, которую родители выставили напоказ перед гостями, я приготовилась услышать от нее декламацию "взрослого" стихотворения, которое она вызубрила без понимания. Мне пришел на ум революционный поэт Маяковский, его поэма "Прозаседавшиеся". Именно строки: "... Зарезали! Убили! Мечусь я, оря..."

Меня вдруг зазнобило, как будто начала подниматься температура.