Диверсанты Его Величества. «Рука бойцов колоть устала...»

Батальону майора Толстого пришлось тяжелее. Красногвардейцы заняли узкую полоску между берегом и лагерем герцога Бентинка, и в их основную обязанность входило отделение агнцев от козлищ. То есть раненые французы отправлялись на шлюпках в развернутые на кораблях эскадры лазареты, прочих же сбивали во временные отряды, оделяли патронами и посылали обратно. Упорствующих показательно расстреливали холостыми зарядами с сюрпризом, вязали по рукам и ногам и оставляли дожидаться арестантского судна для перевозки в шахты Стокгольмской губернии. Сюрприз же заключался в том, что холостыми являлась лишь половина выстрелов. Тут уж кому как повезет…

— Друг мой Теодор! — Капитан Лопухин умудрился сходить в атаку с союзниками и имел несколько растрепанный вид. — Господин генерал-майор настоятельно рекомендует отступить.

— Зачем? И кто передал?

— Сообщение гелиографом с «Прапорщика Романова».

— И чем сие объясняется?

— Ничем, но приказ в очень грубой форме.

Федор Иванович уважительно покачал головой — уж если славящийся отменной вежливостью Тучков начинает изъясняться командным языком, то ситуация серьезней некуда и нужно срочно уходить.

— Собирай людей, Иван.

— А увечные французы?

— Я сказал — людей! Что непонятно?

Батальон успел отойти. Как раз в этот момент на неприятеля навалилось неизвестно откуда взявшееся парижское ополчение, и укрепления не выдержали. Парижане с энтузиазмом, компенсирующим неопытность, выбили красномундирников из окопов и укрытий и прошли лагерь насквозь. Бегущие англичане с ходу смяли атакующих со стороны берега французов, и скоро в общей рукопашной свалке стало невозможно отличить своего от чужого.

— Побьют? — Майор Толстой вытер пот грязным рукавом.

— Надеюсь, — откликнулся Лопухин. — А потом впереди туманный Альбион?

— Соскучился по Лондону?

— Не так чтобы очень, но…

— Будем там, тогда и разберемся в чувствах, Ваня.

— Можно и так, да…

Документ.