Диверсанты Его Величества. «Рука бойцов колоть устала...»

Если бы капитан Нечихаев знал о принятом французским императором решении, он бы непременно повернул обратно. Пусть потом разжалуют и отдадут под суд за невыполнение приказа, пусть! Но это будет потом. Плох тот солдат, что не носит в ранце маршальский жезл, а еще хуже тот офицер, который не хочет поставить в войне жирную точку. Неправду говорят, будто военный человек живет только на поле битвы, а в промежутках между оными лишь существует и мечтает о следующем кровопролитии. Это наглая ложь, придуманная ни разу не нюхавшими пороху обывателями. Наоборот, смысл жизни настоящего солдата и состоит в том, чтобы исключить возможность всяких сражений. А уж если случится таковое… тогда да, тогда приходится воевать. И собственная жизнь здесь — дело третье.

Но капитан Нечихаев не знал. Не знал и на каждом привале видел один и тот же сон: поднимаются винтовки… коротышка с завязанными глазами у выщербленной пулями стены… команда… залп…

— Твою мать! — Мишка рывком сел и долго всматривался в полумрак палатки, с трудом осознавая, что уже проснулся.

— Матка Боска Остробрамска! — рядом подскочил Ртищев, еще не до конца выдавивший из себя поляка. — Что случилось, Михаил Касьянович?

— Ерунда, — Нечихаев протер ладонями лицо. — Померещилось.

— Не скажите. — Сергей Андреевич дотянулся до стоящей между походными кроватями железной печки и вытащил уголек специальными щипчиками. Трофейными, из офицерского несессера. С вечера набитая табаком трубка немного похрюкала от энергичных затяжек и выпустила клуб душистого дыма. — Бывает еще сон в руку. Вот у меня однажды… Хотя нет, Марыся здесь совсем не из того… и Агнешка тоже… Барбара вообще из другого сна…

— А Екатерина Полуэктовна?

— Это святое, Михаил Касьянович.

— В смысле?

— Ангелам в грешных снах делать нечего.

— Понятно.

— А бывают сновидения с предупреждениями.

— Да? — Мишка положил руку на стоящую у кровати винтовку. — Может быть, все же почти чужая земля.

Ртищев хмыкнул:

— Понятное дело, чухонские губернии никогда не станут русскими. Если только предположить сказочный вариант с переселением местных жителей куда-нибудь на Таймыр. Но государь Павел Петрович вряд ли на это пойдет.

— Почему бы и нет? — Нечихаев прогнал остатки сна. — Если экономически обосновать…

— Вы возьметесь?

— Я? Нет, не возьмусь. Но светлейший князь Кутузов неоднократно высказывал мысли…

— Мысли, не подкрепленные действием, называются мечтами.

— Мечты — это то, что сбывается. Все остальное — грезы. Но все равно Михаил Илларионович не похож на наивного мечтателя.

— Это точно, — согласился Ртищев и отложил погасшую трубку. — Сходить, что ли, посты проверить?

— Я с вами, — Нечихаев щелкнул крышкой часов, безуспешно пытаясь разглядеть в темноте стрелки. — Интересно, новый год уже наступил или мы еще в старом живем?

— Какая, собственно, разница?

— Не скажите, наступающий год будет високосным.

— И?

— И принесет большие неприятности.

— Кому?

— Ну не нам же!

— Понятно объясняете, Михаил Касьянович. Это нужно непременно отметить.

— Прямо сейчас?

— Нет, что вы, в походе не стоит расслабляться. А вот по прибытии в Кенигсберг…

Город встретил отряд капитана Нечихаева мерзкой погодой и невиданным доселе количеством питейных заведений. Многочисленные красочные вывески создавали впечатление, что у жителей Кенигсберга нет иных забот, кроме как хорошенько напиться. Закуску подсвеченные фонарями надписи не обещали.

— Почти заграница, — с легкой завистью, смешанной с укоризной, пробормотал кто-то из гусар при виде манящих уютом и теплом окошек. — Они что, на ночь не закрываются? Живут же люди!

— Вот этому я бы не стал завидовать. — Нечихаев указал на двух опрятно одетых господ, по виду немцев, меланхолично и скучно бьющих третьего прямо под вывеской «Ямайская питейная мастерская Иоганна Кошкодамского».

— Разнять бы да всем троим в рыло, — предложил все тот же гусар. — Разрешите, Михаил Касьянович?

— Некогда. Нас ждут.

Капитан отказал сразу по нескольким причинам. Во-первых, оборванец явно из судейских, что видно по остаткам прусского вицмундира, а значит, трепку заслужил. А во-вторых, не нужно вмешиваться в чужие развлечения. Третьей, и основной, причиной стала обычная осторожность — два года назад в Лондоне такие же пьянчуги воткнули стилет в печень Первому лорду Адмиралтейства сэру Чарльзу Мидлтону. Рассказывавший о том несчастном случае Федор Иванович Толстой с непонятной усмешкой предупреждал об опасности неожиданных встреч в незнакомых городах.

Но, как оказалось, валяющийся в грязи немец решил воспротивиться судьбе и искать защиты под сенью русского оружия. Во всяком случае, именно так через много лет рассказывал досужим журналистам известный литератор и композитор, декан факультета словесности и искусств Санкт-Петербургского университета, кавалер боевых орденов… Впрочем, перечисление наград и должностей этого достойного приемного сына нашего Отечества не имеет отношения к повествованию, так что не будем отвлекаться.