Диверсант № 1. Наш человек Судоплатов

В дверь кабинета бодро постучали, и тут же заглянул смеющийся Эйтингон.

— Павлуша, здорово!

— Привет! — обрадовался Судоплатов — Вернулся?

— Считай, вокруг света прокатился! И Шурочка со мной.

— Замечательно, просто замечательно! Садись, Наум.

Наум Исаакович — так звали Эйтингона. Правда, у чекистов было принято скрывать еврейское происхождение, поэтому Эйтингон числился Леонидом Наумовичем. Но не для друзей-товарищей.

— Сегодня я… — начал Павел и прикусил язык. Правду ведь не выложишь. — В общем, как сказал один шпион: «Жизнь дается лишь дважды». Сегодня я, считай, родился во второй раз. Извини, подробности опущу… Но это все мелочи, Наум. Главное… 22 июня начнется война.

Эйтингон подобрался.

— Та-ак… С немцами?

Судоплатов кивнул.

— Это уже точно?

— Точно, Наум. И надо бы нам как следует подготовиться к этому дню. Вот что заставляет меня дергаться! Нужно было еще с осени потихоньку организовывать секретные базы в Белоруссии и на Западной Украине — там, где пройдет линия фронта. Запастись боеприпасами, оружием, лекарствами, провизией — всем, чем надо, и дожидаться, пока гитлеровцы пройдут мимо. И вот тогда-то развернуться, организовать беспощадный террор в тылу врага — пускать под откос эшелоны, уничтожать живую силу, все, что отмечено крестом и свастикой!

— Первым делом, — сказал Наум, — надо людей собрать.

— Конечно! Тысяч двадцать пять, чтобы была отдельная такая бригада, а лучше две.

Эйтингон озабоченно покачал головой.

— Я почему-то не уверен, что Фитин или Меркулов тебя поддержат, — проговорил он. — Да даже не в этом дело. Просто это не их уровень. Базы в тылу врага… Отдельные бригады… Чтобы такое осуществить, нужен Берия! Или… — Наум красноречиво показал пальцем вверх.

— Согласен, — кивнул Судоплатов. — Закавыка в том, что товарищ Сталин до сих пор надеется договориться с Гитлером по-хорошему, а тут я со своими базами!

— Не в масть, — проворчал Эйтингон.

— Именно. А делать все втайне…

Наум затряс головой.

— Даже не думай!

— Да понимаю я. Одну-две базы я смогу создать, на свой страх и риск, но толку от них?

Зазвонил телефон.

Взглядом спросив разрешения у хозяина кабинета, Эйтингон поднял трубку.

— Да?

Слушая, Наум непроизвольно выпрямился и четко ответил:

— Спускаюсь!

Аккуратно положив трубку на рычаг, он сказал:

— Легок на помине… Тебя вызывает нарком.

— Всеволод Николаич[3]?

— Лаврентий Палыч!

Судоплатов ничуть не испугался. Ему ли, «пособнику Берии», бояться всесильного наркома? Но он удивился. Память у него была отменная, однако он что-то не припоминал, чтобы в эти дни его вызывали «на ковер» — у обоих наркомов дел и без него хватало. Это что же получается, от одного «переселения души» мир изменился?

— А может, это знак? — пробормотал он. Встряхнувшись, отпер сейф.

Да, вот они, фотокопии немецких документов, скрепленные с отпечатанными переводами на русский.

— Я пойду? — неуверенно спросил Эйтингон. — Или тебя подождать?

— Ступай, Наум, чего меня ждать? Сможешь вечерком к нам заглянуть? С Шурочкой, естественно? Эмма приготовит что-нибудь, выпьем за твое возвращение. Придешь?

— Постараюсь!

— Строго обязательно!

Собрав совершенно секретные бумаги в папку, Судоплатов поспешил на третий этаж. В «предбаннике» его встретил Мамулов, помощник наркома, кивнул приветливо и сразу провел в кабинет Берии. Помещение было достаточно обширным — слева в дальнем углу расположился письменный стол, к нему притулился маленький столик, заставленный телефонами. Посередине кабинета стоял большой прямоугольный стол для совещаний с двумя рядами стульев по сторонам и председательским креслом во главе. Его-то и занимал нарком, одетый, как простой партийный функционер, в черный костюм с галстуком и белую рубашку.

— Майор Судоплатов по вашему приказанию прибыл! — отрапортовал Павел.

Берия усмехнулся и снял пенсне. Помассировав переносицу, он вытащил платочек и стал протирать круглые стеклышки. Затем, словно спохватившись, указал на стул.

— Садитесь, товарищ Судоплатов. Молодое пополнение беспокоится о вашем здоровье… Встретил тут вашу комсомолочку, говорит, нехорошо было майору госбезопасности. М-м?

— Болтушка, — улыбнулся Павел.

Нарком негромко рассмеялся, нацепил пенсне и встал, сделав жест Судоплатову: сидите, мол. Сцепив руки за спиной, Берия прошелся к письменному столу и обратно.

— Не знаю даже, с чего начать… — проговорил он задумчиво.

— А вы сформулируйте вопрос, товарищ нарком, самый главный, — подсказал Судоплатов и тут же отругал себя за допущенную вольность.

Но Лаврентий Павлович не опустился до грубости, он даже не рассердился, только брови приподнял, приходя в легкое изумление. Усмехнувшись, Берия спросил:

— Когда начнется война, товарищ Судоплатов?

— 22 июня, в полчетвертого утра, товарищ нарком, — отчеканил Павел.

Лаврентий Павлович резко наклонился, упираясь ладонями в столешницу, застеленную зеленой скатертью. Его пенсне от неожиданного рывка чуть не соскочило, задержавшись на кончике наркомовского носа.

— Откуда вам это известно?

Судоплатов спокойно положил на стол папку и поднялся.