— Эта «рама», Леня, — сказал он негромко, — снимала наши аэродромы, мосты, узлы на железных дорогах. Скоро начнется война, и любой боец, увидав в небе этот самолет, будет точно знать — скоро пожалуют бомбардировщики. Он фотографирует не на память, Леня. «Рама» снимает цели, чтобы потом налетели бомбовозы и штурмовики. Это наводчик. И ты никого не убивал, Леня, ты уничтожил врага — и спас кому-то из наших жизнь. Ведь этот немец больше не будет стрелять.
— Да я понимаю… — вздохнул зенитчик.
— Пойдем.
— Сейчас я, тут еще патронов куча…
Нагруженный трофеями, грузовик развернулся и двинул обратно. На дорогу, вернее, на пространство, не занятое большими деревьями, по которому и проезжал «газон», выскочил Муха.
— Поймали! — радостно доложил он. — Чего с ним делать?
— Расстрелять, — спокойно сказал Судоплатов.
Глядя на вытянувшееся лицо Данилы, он холодно добавил:
— Мне этим заняться?
— Нет-нет! — заторопился Муха. — Мы сами!
Он скрылся в кустах, а пару минут спустя сухо ударил выстрел. Вскоре оба бойца вернулись.
— Его нельзя было оставлять в живых, — объяснил Павел, — он мог навести на базу немцев, а эти нам тут не нужны.
— Да я ничего… — промямлил Данила. — Просто… пленный же.
Павел усмехнулся.
— Там, — указал он на запад, — Польша. Еще дальше — Германия. Фашисты на своих и на захваченных землях строят не только аэродромы и доты, но и концлагеря. Лагерей и у нас хватает, вот только есть большая разница… Например, в Польше стоит такой концлагерь — Аушвиц, он же Освенцим Там в бараках десятки тысяч заключенных мрут от голода и болезней, от тяжелой рабской работы, от избиений и пыток Людей, к примеру, по четыре человека помещают на всю ночь в «стоячую камеру», размерами девяносто сантиметров на девяносто. Либо сажают их в герметичные карцеры, где люди умирают от удушья. Но мучают не всех. Если привезенные к работе непригодны, их отправляют в газовые камеры — загоняют сразу сотни детей, стариков, женщин, больных и пускают отравляющий газ. Трупы сжигают в крематориях — по пять тысяч в сутки. Очень не везет карликам, беременным и близнецам — на них ставят медицинские опыты. Например, удаляют какой-нибудь орган из организма и следят за тем, как человек загибается. Или испытывают на людях ядохимикаты. Или вскрывают живых младенцев, или впрыскивают детям в глаза всякую гадость, чтобы изменять цвет, или просто выкачивают из малышей кровь, чтобы делать переливания доблестным солдатам Вермахта, — поглядев на изрядно побледневших бойцов, Судоплатов усмехнулся: — Я перечислил лишь некоторые из мерзостей, которые творят фашисты в своих «лагерях смерти». Это нелюди, понимаете?
— Понимаем, — хрипло ответил Муха. — Но неужели немецкий пролетариат не знает об этом?
Павел грустно улыбнулся.
— Данила, а кто, по-твоему, охраняет узников? Кто пытает их и расстреливает? Кто очень скоро перейдет границу СССР, чтобы убивать всех подряд, насиловать и жечь? Такие же, как ты, Данила, рабочие и крестьяне. Немецкие помещики и банкиры в армии не служат. Поймите, парни, это немецкие пролетарии будут воевать с нами! Не все из них фашисты, но очень многие надеются после войны получить поместье где-нибудь на захваченной Украине, и чтобы мы стали их рабами. Я не агитатор и никогда им не был. То, что я вам сейчас рассказываю, знает каждый солдат и офицер немецкой армии. Понимаете? У них цель такая — уничтожить десятки миллионов славян, цыган, евреев, которых они считают неполноценными. Есть, конечно, и среди немцев честные люди — они, например, спасают евреев. Люди все разные. Но! Когда они пересекут нашу границу, то все станут нашими врагами. Все! И выбор у нас с вами будет прост: убей или умри!
Судоплатов оглядел притихших бойцов и грустно улыбнулся.
— Очень скоро вы сами во всем убедитесь. Уже не на словах, а на деле столкнувшись с гнусностью фашизма. Пройдете через спаленные деревни, жителей которых сгоняли в сараи и сжигали заживо. Будете спасать молодых девчонок и пацанов, которых угоняют в рабство. Насмотритесь еще…
Володя, сидевший на подножке, покачал головой.
— А мы вам и так верим, товарищ майор, — серьезно сказал он.
— Поехали тогда, а то нам с Наумом в Москву скоро…
Леонид, забравшийся в кузов, громко сказал:
— Выходит, мы первые из всего отряда уничтожили врага!
— Раздавили гадину, — сказал Володя с ожесточением, переключая передачу. — И правильно сделали! Куда теперь, товарищ майор?
— Прямо. Есть тут одно интересное местечко…
«Интересное местечко» обнаружилось в часе неторопливой езды. Это была тупиковая ветвь железной дороги, с разъездом, все, как полагается. Грузовая платформа, выходившая к путям, была сколочена из бревен, да и полуразваленные дощатые склады неподалеку явно выдавали погрузочный лесопункт. Видимо, лет десять назад отсюда вывозили лес, потом бросили это дело, а дорога осталась. Рельсы, правда, заржавели, и много шпал сгнило, трава поднялась высокая, скрывая пути, но это как раз и требовалось Судоплатову.