Читаем Диверсант полностью

От воспоминаний я так устал, что заснул на своей госпитальной койке и не просыпался до следующего утра. А оно, как известно, вечера мудренее.

И наутро я снова связывал обрывки своей памяти, пока не объяснил, не разгадал загадку своего спасения…

…Вот как оно было. Мы прочесывали лес. Я шагал в редкой цепи. Под ногами шелестели павшие листья, хвоя. Вокруг ели, сосны, осины. В руке у меня взведенный пистолет. Перед проческой командиры повторяли: «Тут не немцы, а белофинны. Маскируются они умело, хитро. Часто на деревьях сидят. Они в маскхалатах. Так и прозвали их — «кукушки». Прыгают с деревьев как рыси. Смотрите в оба, хлебало не разевайте».

А я проворонил «кукушку», финский солдат свалился с елки, как с неба. Сбил с ног, я рванулся, сбросил его… Вот тут скорее всего он и выхватил свою финку. От удара все померкло. В последнее мгновение я все же увидел, что он схватил меня за горло… Все. Конец…

Но как я вернулся к жизни? Как убил врага? Как? И вот в госпитальной палате я долго и упорно разгадывал эту загадку. До тех пор, пока откуда-то не выплыли слова бойца из нашего взвода: вроде звали его Алексеем. Да точно — Лешкой. Это он, ну да, он поднял пистолет с моей груди, вынул из него обойму и сказал: «Ну, теперь ясно, одного патрона не хватает. Стало быть, ты и выстрелил, Гришка. Ты. Других тут не было. И пушка именно твоя. Прямо «кукушке» в грудь… А ты не помнишь? Ну ясно, тут все из башки вылетит, когда в тебя финку сунут да еще за горло возьмут… Другое удивительно, Гриша, ты ведь свой ТТ всегда на предохранителе держишь. Как же ты успел его с предохранителя снять да еще на спуск нажать? Что ж, когда смертушка приходит, все успеешь»…

На этот вопрос я и в госпитальной палате достоверно ответить не мог…

Я ждал, когда ко мне заглянет медсестра Катя, так хотелось рассказать, что вспомнил, объяснить, откуда взялся финский нож. Именно финский.

Не успокоился, пока не рассказал.

<p>Глава одиннадцатая</p><p>ГРЕБЕНКА</p>

Врачи, медсестры, санитарки все реже называли его Бездоком. Теперь в госпитальных списках он значился как Григорий Михайлович Михеев. Да, он вспомнил свою фамилию, имя, отчество, но воинских документов у него по-прежнему не имелось. А непреходящий интерес к его участию в боях, расспросы медиков и ранбольных подгоняли работу его мозга. Да и он сам упрямо напрягал свою память. Было это тяжело и сложно, все вспоминалось клочковато, как говорил его учитель математики: пятое через десятое. Он все еще не мог точно определить время и место, где происходило то или иное событие, что раньше, что позже. К тому же мешала недавно осознанная необходимость быстро решать, что можно рассказывать, а что нельзя. Никак нельзя. Табу! Все время приходилось быть настороже, не проговориться.

Вот почему даже при разговорах с Катей, со старым доктором, а особенно с особистом старшим лейтенантом Румяновым, он испытывал мучительное напряжение мысли — вот это можно, а это нельзя. Никак нельзя! Все приходилось просеивать, как через сито: о том, как шагали по осеннему лесу, прочесывая затаившихся белофиннов, — вот это можно, а вот про парашютные прыжки и десанты нельзя. Ни гу-гу…

Когда стал думать о парашютных прыжках, на память почему-то пришла парашютная вышка. Московская. В Центральном парке имени Горького, где в детстве не раз бывал с отцом, а уж потом и другая вышка, с которой будущие разведчики и диверсанты совершали свои первые учебные парашютные прыжки.

Московская вышка стояла близ Крымского моста, на берегу Москвы-реки. И он, четырнадцатилетний, долго-долго взбирался по винтовой лестнице и видел только спиральный спуск, по которому скользили на ковриках, а то и просто на «пятой точке» мальчишки и девчонки. Когда же оказался на самой верхотуре, вышел на открытую всем площадку и на него надели парашютные лямки, он оглядел окрестности, всю столицу, подумалось: «Вот они, кремлевские башни со звездами, дворцы и церкви, колокольня Ивана Великого, выше которой в столице нет ни одного здания», — как говорил отец. Дух захватывало, когда посмотрел вниз, там ползали люди-карлики… «Ну что ты тянешь, прыгай, — укорил его инструктор. — Прыгай быстрее. Экая каланча, а трусишь»…

Устыдившись, зажмурился и сполз по наклонной плоскости, нырнул в неизведанное… Его тряхнуло, дернуло и с силой выпрямило. Он открыл глаза… Над ним висел большущий разноцветный купол, крепкий и надежный. Он успокоился и с чувством превосходства оглядел маленьких людишек-карликов. Разглядел отца. Даже он, ростом за два метра, казался крошечным…

Как ни странно, но прыжки, совершенные в воинской части из корзины аэростата, а потом и с самолета, показались ему менее страшными, чем тот прыжок с московской вышки.

Ранней осенью сорок первого года Григорий оказался среди ровесников, восемнадцати-девятнадцатилетних парней, как на подбор и действительно на подбор — рослых здоровяков, как и он сам. Все они окончили десятилетку или первый курс института, изучали немецкий язык, занимались спортом.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне