Диверсант

Слева раздавались яростные крики, лязг железа, одиночные выстрелы. Саша кинулся туда.

В траншее шла рукопашная. На нашего пехотинца навалился здоровенный немец и держал его своими лапами мёртвой хваткой. Саша дважды выстрелил немцу в спину, толкнул его ногой.

Освобождённый красноармеец едва дышал, и лицо его было багровое. Саша протянул ему руку:

— Живой? Тогда вставай, иначе убьют!

Перед ним ловко орудовал винтовкой красноармеец. Вот он сделал выпад, ударил штыком в живот немца с карабином и рванулся по траншее вперёд. Саша кинулся за ним. Отрытая на скорую руку траншея была узенькой, вдвоём не разойдёшься.

Из-за изгиба траншеи выскочили два немца с автоматами.

Саша из-за спины бойца сделал выстрел, сразив бегущего первым немца. Но второй успел дать очередь. Бегущий перед Александром боец упал.

Саша выстрелил в немца, но пуля попала тому в автомат. У Саши же затвор встал на затворную задержку — кончились патроны. В самый неподходящий, самый острый момент!

Немец попытался передёрнуть затвор автомата, но, видимо, пуля из Сашиного ТТ заклинила его.

Между врагами — метров десять, но быстро пробежать их не получится. Саше, как и немцу, мешали трупы убитых.

Александр сорвал клапан с брезентового чехла, выхватил сапёрную лопатку и кинулся на немца. В глазах того мелькнул ужас, он развернулся и бросился убегать. Струсил, сволочь!

Убежать гитлеровцу не удалось. В траншее грохнул взрыв, и немец упал. Видно, кто-то из наших швырнул в траншею гранату.

Сашу на миг оглушило близким взрывом. Голова закружилась, в ушах зазвенело, и он ухватился за край окопа, чтобы не упасть. Саша видел, как дрались немцы и советские солдаты, но всё было как в немом кино — изображение есть, а звука нет. Лишь через минуту, а может и больше, слух восстановился.

Бой уже шёл где-то вдалеке, метрах в ста пятидесяти.

Саша вернулся по траншее назад, подобрал брошенный им пистолет, сменил магазин. Сунул в чехол сапёрную лопатку — выручила она его сегодня. Заглянул за поворот и увидел: в траншее — одни трупы, вперемежку наши и немецкие. Потом он выглянул из траншеи: немцы убегали прочь от траншей — в свой тыл. Но их было довольно немного, человек пятнадцать. Наши их и не преследовали, поскольку также понесли большие потери.

Саше было даже удивительно — как хорошо вооружённые немцы не смогли противостоять красноармейцам, подавляющая часть которых была вооружена винтовками?

С бруствера в траншею спрыгнул пехотный лейтенант, на красных петлицах — по два «кубаря».

— Живых много осталось?

— Я не считал, — ответил ему Саша.

— С их пулемётом умеешь обращаться?

— Могу.

— Разворачивай в их тыл. Небось, сейчас в атаку пойдут — позиции свои возвращать.

Адреналин после боя схлынул, и пришла усталость — даже безразличие. Саша заставил себя пройти к немецкому пулемёту, перебросил его на другую сторону траншеи, нашёл две коробки с пулемётными лентами. А теперь — отдохнуть!

Он уселся в траншее на корточки, пальцы рук мелко дрожали. Во рту было сухо, хотелось пить. Он видел фляжку на поясе убитого немца, но как тяжело вставать!

На четвереньках Александр дополз до убитого и вытащил фляжку из чехла; свинтив пробку, припал к горлышку губами. Содержимое фляжки обожгло рот. Да это же водка! Наверняка какой-нибудь склад наш захватили. Уж вкус их шнапса Саша знал.

Он сделал пару глотков, перевёл дыхание, опять приложился.

— Отставить!

С бруствера в траншею свалился политрук — Саша опознал его по красной суконной звезде на левом рукаве гимнастёрки.

— Фамилия?

— Красноармеец Терёхин!

— Люди жизни своей не жалеют, а он шнапс пьёт. Выйдем из боя — доложу командиру полка!

— А не пошёл бы ты… — Александр выматерился. — Что-то я в бою тебя не видел, политрук!

— Как вы разговариваете с командиром, боец Терёхин? Я…

— Заткнись, без тебя тошно!

Политрук так и застыл на месте с открытым ртом и выпученными глазами. Потом, не отводя взгляда от Саши, потянулся к кобуре.

— Неповиновение?!

— Не успеешь! — Саша уже держал в руке пистолет. Ствол его был направлен политруку в живот.

Политрук струхнул — умирать вот так, от своей пули было неохота. Боец-то пьяный, взгляд бешеный. Нажмёт на курок, и кто будет разбираться? Может, немцы в бою убили!

Слегка побледнев, политрук процедил сквозь зубы:

— Я твою фамилию запомнил…

— Выжить ещё надо! — парировал ему Саша.

Он демонстративно отвернулся. Трусоват политрук, не схватился за пистолет, руку от кобуры убрал. Но Саша пальца со спускового крючка не убирал. Ведь трус — он в спину выстрелить может.

Но услышал один осторожный шаг, другой… Политрук не стал обострять отношения, а скрылся за поворотом траншеи. Сейчас лейтенанту наврёт с три короба. Да чёрт с ним! Если немцы в атаку пойдут, ещё неизвестно, кто останется в живых — он, Саша, или политрук?

Но такие деятели злопамятны. Саша понял, что лучше перейти фронт и уйти в немецкий тыл. Не так он воспитан, не фанат коммунистического строя. Патриот — это да. И какая разница, где он немцев будет бить? Ну не принимает его армия, хоть тресни! Или он сам что-то делает не так?