«Юпитер, ты сердишься, значит, ты не прав…»
Он не прав? Если он не прав, значит, он тоже завидует?
Джошуа подошел к окну и долго смотрел на Монблан.
Вот этой горе он может позавидовать в самом деле. Такая зависть стоит игры. Хочется стать мощной горой, вершиной Европы. А остальное…
Остальное ерунда! Остальное не стоит того, чтобы думать о нем и злиться. Не стоит злиться…
Телефонный звонок заставил вздрогнуть от неожиданности. Джошуа взял трубку.
– Я слушаю.
– Месье Гольдрайх, к вам весьма обаятельная гостья. Вы пригласите ее к себе в номер или сами спуститесь к нам?
– Какая гостья? – Джошуа спросил, недоумевая.
– Я вчера предупреждал вас. Комиссар Рано из Парижа…
Он совсем забыл о ней за событиями сегодняшнего утра.
– Пусть подождет в ресторанчике. Я сейчас спущусь.
– В каком ресторанчике?
Портье прав. В Шамони ресторанчиков столько, что хватит на одновременное посещение всеми жителями.
– В вашем.
Прилетела комиссар Рано. Наверное, на вертолете. Потому что ближайший аэропорт, кажется, в Женеве, а оттуда добираться не меньше трех часов на машине. Но он совсем не в том настроении, чтобы разговаривать с ней, тем более, портье сказал, что она обаятельная. Перед обаятельной женщиной хочется самому выглядеть обаятельным. Господи! Как может дурная фраза какого-то таксиста выбить из колеи…
Он постоял у окна еще минут пять, рассматривая величие Монблана и серые тучи над ним, восхищаясь этим величием. Тучи грозили вот-вот оккупировать вершину. Тогда уже ни один вертолет не сможет доставить туда дельтапланериста. И, между делом, продумывал манеру поведения для предстоящего разговора. Слегка не в духе?.. И пусть! И это очень хорошо. Пусть комиссар видит, как он нервничает.
С такими мыслями Джошуа спустился в ресторанчик, где сразу огляделся, выискивая обаятельную женщину-комиссара.
– Вас ждут за крайним столиком, – показал ему официант.
За крайним столиком, повесив дамскую сумочку на столбик ограждения, сидела и курила костлявая и очень носатая молодая женщина с розовым прозрачным шарфиком на шее. Без удовольствия отметив про себя отвратительный вкус портье, назвавшего комиссара обаятельной, Джошуа неторопливо подошел.
– Добрый день, мадам. Мне сказали, что вы искали встречи со мной?
Он невозмутимо отодвинул стул и знаком пригласил официанта.
– Если вы мистер Гольдрайх, то я дожидаюсь именно вас.
Она курила, втягивая в себя дым так же жадно, как верблюд, только что закончивший многодневное пересечение Сахары, хлебает из ржавого оазиса воду. В пепельнице догорала, затушенная не до конца, только что выкуренная первая сигарета. Джошуа демонстративно помахал рукой перед носом, отгоняя от себя дым. Он сам никогда не курил и не любил курящие компании. И уж тем более не переносил курящих женщин. К тому же от комиссара слишком активно пахло сладковатыми, почти приторными духами. Пусть французская парфюмерия и считается в мире лучшей, однако сладкий запах Джошуа раздражал всегда.
Вблизи Джошуа уже разобрал, что комиссару, мягко говоря, несколько больше сорока, хотя издали она показалась совсем молодой. Но молодых комиссаров, наверное, и не бывает.
Официант приблизился и остановился, дожидаясь заказа.
– Извините, мадам, я сегодня не завтракал. Вы будете завтракать?
– Нет. Я позавтракала в Женеве.
Значит, она все-таки летела самолетом до Женевы, а потом ехала сюда на машине. Очень спешила, и водитель, должно быть, основательно поругивал ее про себя, когда машина от недостатка кислорода в горном воздухе чихала на перевалах перегретым двигателем.
– Тогда я, с вашего разрешения, утолю свой голод в одиночестве. Придумайте что-нибудь для меня, – через плечо, слегка вальяжно, попросил Джошуа официанта. Он всегда знал, как вальяжность плохо действует на людей окружающих, особенно на тех, кто сам наделен хотя бы некоторой властью. Подействовало и на этот раз. Комиссар подобралась, глаза ее, утомленные, но глубокие и даже умные, как у собаки, посмотрели по-львиному властно.
– Мне необходимо задать вам несколько вопросов, мистер Гольдрайх.
– Я догадался, что вы приехали не для того, чтобы покататься на лыжах по камням – лето. Видимо, и не для того, чтобы взять у меня автограф.
Ему никак не удавалось показать свое нервное состояние. Спокойствие, совмещенное с легкой издевкой, пришло к нему само собой. И искусственно что-то изображать, стараясь ради нее, он не хотел. Пусть получится так, как получается.
– Для начала расскажите мне, как проходил вечер в парижском казино накануне взрыва. Основные подробности я знаю. Знаю даже, как вы тогда играли…
– А вот я уже не помню этого. Я обычно не помню подробностей и смотрю только на колесо рулетки, мало интересуясь людьми, стоящими вокруг.
– Но кого-то вы все-таки видели? Вас узнали два американца, получившие в результате взрыва ранения.
– Нет, американцев я не видел. Я встретил только одну пожилую пьяницу, с которой вместе летел в Париж самолетом. Она, конечно, опять что-то пила, я выпил с ней, поговорили…
– О чем?
– Кажется, она что-то украла или у нее что-то украли из драгоценностей. Не помню. Я плохо ее слушал.