«Не паникуй». Что толку – сердце колотится, мысли путаются. Я барахтаюсь в воде, ударяясь о стенки. Пинаю стекло со всей силы, но вода замедляет удар. «Симуляция происходит исключительно в голове».
Я кричу, и вода заполняет мой рот. Если это происходит в моей голове, я способна контролировать ситуацию. Вода жжет глаза. Бесстрастные лица неофитов глядят на меня. Им все равно.
Я снова кричу и толкаю стенку ладонью. Я что-то слышу. Треск. Когда я убираю ладонь, в стекле остается трещина. Я ударяю второй рукой рядом с первой, и новые трещины разбегаются по стеклу длинными искривленными пальцами. В груди печет, как будто я проглотила огонь. Я пинаю стенку аквариума. Пальцы ноги ноют от удара, и я слышу долгий низкий стон.
Стекло разлетается вдребезги, и вода выносит меня вперед. На воздух.
Задыхаясь, я сажусь в кресле. Я глотаю воздух и трясу руками. Четыре стоит справа, но не помогает мне встать, а только глядит на меня.
– Что? – спрашиваю я.
– Как ты это сделала?
– Что сделала?
– Разбила стекло.
– Я не знаю.
Четыре наконец протягивает мне руку. Я спускаю ноги с кресла и уверенно встаю. Спокойно.
Он вздыхает, хватает меня под руку и наполовину выводит, наполовину вытаскивает из комнаты. Мы быстро идем по коридору, и я останавливаюсь, выдергивая руку. Он молча смотрит на меня. Если я не спрошу, он так ничего и не скажет.
– Что? – спрашиваю я.
– Ты дивергент, – отвечает он.
Я гляжу на него, и страх пульсирует во мне электричеством. Он знает. Откуда он знает? Наверное, я совершила ошибку. Проговорилась.
Надо вести себя непринужденно. Я прислоняюсь к стене и спрашиваю:
– Какой еще дивергент?
– Не притворяйся идиоткой! – рявкает он. – Я заподозрил это еще в прошлый раз, но сейчас сомнений нет. Ты управляла симуляцией. Ты дивергент. Я удалю запись, но если ты не хочешь лежать мертвой на дне пропасти, изволь придумать, как скрыть это во время симуляций! А теперь прошу меня извинить.
Он возвращается в симуляционную комнату и хлопает дверью. Сердце поднимается к горлу. Я управляла симуляцией, я разбила стекло. Я не знала, что это признак Дивергенции.
Откуда он знал?
Я отлепляю ладони от стены и иду по коридору. Мне нужны ответы, и я знаю, у кого они есть.
Я иду прямо в тату-студию, где в последний раз видела Тори.
Людей вокруг немного, потому что в середине дня большинство на работе или в школе. В тату-студии три человека: мастер рисует льва на плече клиента, а Тори разбирает стопку бумаг на стойке. Когда я вхожу, она поднимает глаза.
– Привет, Трис. – Она бросает взгляд на второго мастера, который слишком сосредоточен на своем занятии, чтобы заметить нас. – Идем в заднюю комнату.
Я иду за ней за занавеску, которая разделяет две комнаты. В задней комнате стоят несколько стульев, лежат запасные иглы, краски и блокноты, на стенах висят рисунки в рамках. Тори задергивает занавеску и садится на стул. Я сажусь рядом и постукиваю ногой, чтобы чем-то заняться.
– Как дела? – спрашивает она. – Как симуляции?
– Весьма неплохо. – Я киваю несколько раз подряд. – Даже слишком неплохо, говорят.
– Вот как.
– Пожалуйста, помоги мне понять, – тихо прошу я. – Что это значит – быть…
Я медлю. Лучше не произносить здесь слово «дивергент».
– Кто я такая, черт побери? Как это связано с симуляциями?
Поведение Тори меняется. Она откидывается на спинку стула и скрещивает руки на груди. Ее лицо принимает настороженное выражение.
– Помимо прочего, ты… тот, кто сознает, что находится в симуляции, что происходящее нереально, – отвечает она. – Тот, кто может управлять симуляцией или даже прервать ее. И еще…
Она наклоняется и заглядывает мне в глаза.
– Тот, кого… поджидает смерть, ведь ты еще и лихачка.
В груди копится тяжесть, как будто каждая фраза Тори падает камнем на дно. Во мне растет напряжение, которое я не в состоянии сдерживать… сейчас я заплачу, или закричу, или…
Я издаю хриплый смешок, который почти сразу стихает, и спрашиваю:
– Выходит, мне предстоит умереть?
– Необязательно, – отвечает она. – Лидеры Лихости пока не знают о тебе. Я немедленно стерла результаты твоей проверки из системы и вручную ввела результат «Альтруизм». Но не совершай ошибок. Если они узнают, кто ты, то убьют тебя.
Я молча смотрю на нее. Она не кажется сумасшедшей. Она говорит уверенно, хоть и несколько торопливо, и я ни за что не заподозрила бы ее в неуравновешенности, но это так и есть. В нашем городе никого не убивали с самого моего рождения. Даже если отдельные люди способны на это, лидеры фракции – никогда.
– У тебя паранойя, – говорю я. – Лидеры Лихости не убьют меня. Люди не убивают друг друга. Больше не убивают. В этом и смысл всего этого… смысл фракций.
– Да неужели? – Она опускает руки на колени и смотрит прямо на меня, ее лицо искажает внезапная ярость. – Они прикончили моего брата, так почему не тебя? Чем ты лучше его?
– Твоего брата? – Я суживаю глаза.