Читаем Дивергент полностью

Я собираюсь ответить, но тут он обнимает меня за плечи. Внезапно я замираю, мои щеки вспыхивают.

Я надеялась, что неправильно поняла чувства Ала. Но я не ошиблась.

Я не склоняюсь к нему. Напротив, подаюсь вперед, так что его рука падает. Затем я стискиваю руки на коленях.

– Трис, я… – начинает он.

Его голос напряжен. Я смотрю на него. Его лицо такое же красное, как и мое, судя по ощущениям, но он не плачет – просто выглядит смущенным.

– Гм… извини, – произносит он. – Я не пытался… Гм. Извини.

Я хотела бы заверить его, что в этом нет ничего личного. Я могла бы рассказать, что мои родители редко держались за руки даже в нашем собственном доме, так что я привыкла уклоняться от любых проявлений нежности, поскольку меня приучили воспринимать их всерьез. Возможно, если бы я сказала это, за его краской смущения не крылась бы боль.

Но разумеется, это личное. Он мой друг, но и только. Что может быть более личным?

Я вдыхаю и на выдохе заставляю себя улыбнуться.

– За что извинить? – Мой голос звучит достаточно небрежно.

Я смахиваю с джинсов несуществующие соринки и встаю.

– Мне пора.

Ал кивает и не смотрит на меня.

– Ты не слишком расстроился? – спрашиваю я. – В смысле… из-за родителей. Не из-за того…

Я умолкаю. Не знаю, до чего я иначе бы договорилась.

– А! Нет. – Он усердно кивает. – Увидимся, Трис.

Я стараюсь не слишком торопиться. Когда дверь спальни закрывается за мной, я прикладываю ладонь ко лбу и слегка усмехаюсь. Если отбросить неловкость, приятно кому-то нравиться.

Обсуждение визитов семей было бы слишком мучительным, поэтому единственная тема вечерних разговоров – наши окончательные ранги первой ступени. Каждый раз, когда кто-то поднимает ее рядом со мной, я смотрю в пространство и не обращаю внимания.

Мой ранг должен был немного повыситься, особенно после избиения Молли, но его все равно может не хватить, чтобы попасть в десятку лучших в конце инициации, тем более когда в таблицу включат неофитов-лихачей.

За ужином я сижу с Кристиной, Уиллом и Алом за столом в углу. За соседним столом – Питер, Дрю и Молли, что довольно неприятно. В нашей беседе наступает затишье, и я слышу каждое их слово. Они строят предположения о рангах. Кто бы мог подумать.

– Вам не разрешали держать домашних животных? – Кристина стучит ладонью по столу. – Но почему?

– Потому что они алогичны, – сухо поясняет Уилл. – Какой смысл предоставлять кров и пищу животному, которое портит мебель, распространяет по дому дурные запахи и рано или поздно умирает?

Мы с Алом встречаемся глазами, как всякий раз, когда Уилл и Кристина начинают ссориться. Но на этот раз наши взгляды скрещиваются и тут же расходятся. Надеюсь, неловкость между нами продлится недолго. Я хочу вернуть своего друга.

– Смысл в том… – Кристина умолкает и наклоняет голову. – Ну, они такие забавные. У меня был бульдог по кличке Ворчун. Как-то раз мы оставили жареную курицу на кухонной стойке, чтобы остыла, и, пока мама ходила в туалет, он стащил ее и сожрал, целиком, с костями и кожей. Мы так смеялись.

– Ну да, это все меняет. Конечно, я хочу жить с животным, которое ворует мою еду и устраивает разгром на кухне. – Уилл качает головой. – Почему бы тебе не завести собаку после инициации, раз ты так тоскуешь по ним?

– Потому что.

Улыбка Кристины исчезает, и она ковыряет картошку вилкой.

– Собаки для меня вроде как закрытая тема. После… ну, знаешь, после проверки склонностей.

Мы обмениваемся взглядами. Всем известно, что мы не должны говорить о проверке, даже теперь, когда сделали выбор, но для них это правило не должно быть таким нерушимым, как для меня. Сердце неровно бьется в груди. Для меня это правило – защита. Оно позволяет мне не лгать друзьям о своих результатах. Всякий раз, вспоминая слово «дивергент», я слышу предупреждение Тори… а теперь и предупреждение матери. «Никому не говори. Опасно».

– В смысле… убийства собаки, да? – спрашивает Уилл.

Я едва не забыла. Склонные к Лихости ребята на симуляции брали нож и убивали напавшего пса. Неудивительно, что Кристина больше не хочет держать собаку. Я натягиваю рукава на запястья и переплетаю пальцы.

– Ага, – отвечает она. – В смысле, нам ведь всем пришлось это сделать?

Она смотрит сперва на Ала, затем на меня. Ее темные глаза сужаются, и она произносит:

– Тебе – нет.

– Мм?

– Ты что-то скрываешь, – обвиняет она. – Вертишься, как уж на сковородке.

– Что?

Ал толкает меня плечом. Ну вот, совсем другое дело.

– В Правдолюбии нас учат понимать язык тела, – поясняет он, – чтобы мы знали, когда кто-то лжет или пытается что-нибудь утаить.

– Вот как. – Я чешу в затылке. – Ну…

– Смотри, она снова! – Кристина показывает на мою руку.

Сердце бьется в горле. Как я могу лгать о своих результатах, если они знают, когда я лгу? Придется контролировать язык тела. Я опускаю руку и кладу ладони на колени. Честные люди поступают именно так?

По крайней мере, мне не нужно лгать о собаке.

– Нет, я не убивала собаку.

– Но как тогда тебя признали лихачкой? – щурится Уилл.

Я смотрю ему в глаза и спокойно произношу:

– Никак. Меня признали альтруисткой.

Перейти на страницу:

Похожие книги