Для начала она потеряла своих охранников. Один засмотрелся на акционистку-феминистку, сдобную афробразильянку, пришивающую к своим огромным грудям крохотный кружевной лифчик — в знак протеста против мужской шовинистической культуры, заставляющей женщину стыдиться своего тела. Отвлечь его от этого зрелища было невозможно. Второй пропал несколько позже, случайно сунувшись в какой-то лабиринт с поднимающимся и опускающимся полом. Видимо, его вынесло на другой этаж.
Уисли бродила по залам, дурея от грохота хэппенингов и перфомансов и всепроникающего запаха фекалий.
Первый туалет, которую нашла Уисли, оказалась объектом современного искусства: унитаз был сделан из сухого льда, охлаждаемого жидким азотом. Люси, приседая, успела ощутить опасный холод и вскочить — иначе ей пришлось бы долго отрывать задницу от ледяной ловушки. В другом месте она обнаружила биде, схватившее её какими-то крючками и попытавшееся ввести в её тело огромный искусственный пенис с телекамерой на конце. С биде она справилась профессиональным полицейским приёмом — разбила его ребром ладони. Конечно, она понимала, что современное искусство предполагает смелый поиск новых решений и требует жертв, но не готова была становиться ею: в её ситуации это было бы безответственно.
Запыхавшаяся, растрёпанная, с раздувшимся животом, она обратилась к персоналу. Ей показали туалет, но справить нужду там было невозможно: в клозете шла бойкая торговля порошком, необходимым для восприятия шедевров, а все кабинки были заняты употребляющими. Люси еле отбилась от настойчивых предложений купить порцию обострённого восприятия по специальной цене.
Наконец, уже почти потеряв надежду, она всё-таки нашла обычный сортир со свободной кабинкой. Правда, на нём была табличка "Только для персонала". В другое время Люси не стала бы нарушать инструкции — но сейчас речь шла о жизни и смерти её мочевого пузыря.
Сидя на унитазе, она думала о том, что делать дальше. Все её жизненные планы рухнули. Ещё вчера она была детективом, любила свою работу и исполняла свои обязанности максимально ответственно. За последние сутки всё рухнуло. Она не нашла убийц папы-мамы, не оправдала доверия Серафимы Найберн, более того — её подозревают в убийстве Киссы Кукис. Наконец, на неё всё время покушается какая-то неведомая сила…
Этажом выше взорвалась тысяча девятьсот четырнадцатая граната, символизирующая начало первой мировой войны. Титановые балки не выдержали и дрогнули.
Из потолочного перекрытия туалета пулей вылетела тяжёлая плитка.
Удар пришёлся в самое темечко.
ГЛАВА 31
Доктор Гейдар Джихад не знал одиночества. Это было худшим из всех лекарств, которыми его обильно пичкала жизнь.
Сейчас он сидел за столиком у двери и ел вегетарианскую пиццу. Он не любил вегетарианской еды и мечтал о куске мяса. Но тот, кто жил у него внутри, был строгим вегетарианцем и к тому же не переносил алкоголя. Поэтому Джихад был вынужден воздерживаться от всего подобного. Как и от женщин: живущее в нём существо их ненавидело. Увы, мужчин оно ненавидело ещё больше. Оно ненавидело вообще всё, кроме ужаса, смерти и разрушения.
Гейдар Джихад терпеть не мог того, кто жил в у него под ложечкой. Тот платил ему тем же.
Он с отвращением жевал кусок теста. Стоило бы полить его соусом "Тысяча островов", чтобы сделать его сносным — но тот, в животе, мог в ответ на это скрутить ему внутренности узлом.
Наконец, он решился позвать официанта.
— Соус "Тысяча островов". И, пожалуйста, побыстрее, — попросил он, ожидая окрика, а то и приступа боли.
— Drecksau! — загрохотало внутри. — Я же говорил тебе, что это вещество содержит молочную продукцию. Я не ем ничего животного!
— Ох, ну послушай же меня хоть раз, — вздохнул доктор. — Я тебе тысячу раз объяснял, что это этот соус — идеальное изделие американской химической промышленности. Никаких животных жиров.
— Американская химическая промышленность? Verdamte Scheisse! — заявил голос. — Вы не смогли даже наладить производство качественных отравляющих газов…
— Хватит уже про это. Жить реалиями вчерашнего дня — идиотское занятие. В карете прошлого далеко не уедешь. Дай мне всё-таки полить салат соусом. Иначе я не смогу его проглотить, и мой мозг недополучит полезных веществ. И твой, кстати, тоже.
— Твой мозг ни на что не годен, — проворчал голос. — Ладно, жри свои помои.