До слуха Кинеса доносились голоса женщин и плач детей, которых пытались успокоить матери. Фримены беседовали между собой, провожая подозрительными взглядами чужестранца, которого привел в Сиетч Тьюрок. Некоторые, особенно старики, смотрели на Кинеса с нехорошей улыбкой, от которой у планетолога зароились в голове тревожные мысли. Кожа у большинства фрименов была грубой, обветренной и сухой; глаза всех обитателей отличались синими белками.
Наконец Тьюрок вскинул вверх руку, жестом приказав Кинесу остановиться. Они находились в обширном зале встреч, огромной естественной пещере с высоким сводчатым потолком. В этом гроте могли уместиться сотни и сотни людей. Кроме того, до самой отвесной красноватой стены зигзагами стояли скамьи, а к стенам были подвешены балконы с сиденьями.
Через мгновение на этом помосте появился старик с горделивой осанкой и окинул пришельца презрительным взглядом. Кинес заметил, что у старика один глаз и что он вел себя с достоинством настоящего вождя.
– Это Хейнар, – прошептал Тьюрок на ухо Кинесу. – Наиб Сиетча Красная Стена.
Подняв руку в приветствии, Кинес заговорил:
– Я счастлив познакомиться с вождем этого замечательного фрименского города.
– Что ты хочешь от нас, имперский человек? – голосом, в котором не было снисхождения, требовательно спросил Хейнар. Его слова отдавались под сводами пещеры, словно удары стального клинка о камень.
Кинес глубоко вздохнул. Он ждал этой возможности много дней. Зачем терять время? Чем дольше мечта остается мечтой, тем труднее воплотить ее в жизнь.
– Меня зовут Пардот Кинес. Я – имперский планетолог. У меня есть видение, сэр, мечта для вас и ваших людей. Мечта, которой я хочу поделиться со всеми фрименами, если только вы пожелаете выслушать меня.
– Лучше слушать вой ветра в пропахших креозотом кустах, чем внимать словам глупца, – ответил вождь Сиетча. Слова этой, видимо, очень древней поговорки прозвучали со зловещей весомостью в устах гордого старца.
Кинес посмотрел в глаза вождю и решил ответить тому такой же банальностью.
– Но если кто-то не хочет слышать слов истины и надежды, то не глупец ли он сам?
Тьюрок едва не задохнулся от такой дерзости. Из боковых пещер начали выглядывать фримены, которые во все глаза смотрели на незнакомца, который осмелился с такой непочтительностью говорить с их наибом.
Лицо Хейнара потемнело и исказилось от гнева. Он почувствовал злобу, ясно представив себе, как этот наглый планетолог лежит мертвый на полу зала Сиетча. Старик положил ладонь на рукоятку криса, висевшего на поясе.
– Ты хочешь бросить вызов моей власти?
Подумав, наиб обнажил кривой клинок, выхватив его из ножен, и мрачно посмотрел на Кинеса.
Кинес не дрогнул.
– Нет, сэр, я хочу бросить вызов вашему
Вождь Сиетча стоял на возвышении, подняв над головой странный, молочно-белый клинок и не сводя с планетолога напряженного взгляда. Кинес просто и открыто улыбнулся старому наибу.
– Мне очень трудно говорить с вами, когда вы стоите так высоко, сэр.
Хейнар усмехнулся, посмотрел на чужестранца, потом на нож в своей руке.
– Если обнажаешь крис, то его нельзя вложить в ножны, пока он не обагрен кровью. – С этими словами наиб полоснул лезвием по своей руке, при этом образовалась красная рана, кровь в которой свернулась в течение нескольких секунд.
Глаза Кинеса загорелись от волнения, отражая свет плавающих шаровых ламп, которые заливали пещеру светом.
– Очень хорошо, планетолог. Ты можешь говорить, пока твое дыхание истекает из легких. Твоя судьба еще не решена, и ты останешься здесь, в Сиетче, пока Совет Старейшин не примет решение, что нам делать с тобой.
– Но сначала вы меня выслушаете. – В голосе Кинеса прозвучала непоколебимая уверенность.
Хейнар повернулся и сделал шаг, собираясь сойти с помоста, но вдруг остановился и сказал, повернув голову к Кинесу:
– Ты странный человек, Пардот Кинес. Слуга императора и гость Харконненов, ты по определению наш враг. Но ты убил солдат Харконненов. Ты ставишь нас в очень затруднительное положение.
Вождь Сиетча махнул рукой и резким голосом отдал несколько команд, приказав приготовить маленькую, но удобную комнату для пленника и гостя племени.
Уходя, Хейнар думал: