Дюна

- Эй! - крикнул судья и поморщился: противный у него сделался голос - дрожащий, надтреснутый, рыбной торговке такой голос, а не судье. - Кыш отсюда, гад! Не лезь не в свое дело! Падальщик отряхнул неопрятные крылья и вновь уселся неподвижно на том же месте. Блестящие глазки следят за человеком: «Э, судья, до тебя-то мне и есть дело».

Нагнувшись, Бичер подобрал крупную ракушку и швырнул в птицу. На этот раз удалось спугнуть; улетел, шурша крыльями, звук - точно старая тряпка рвется. Гриф перемахнул через узкую полосу воды и приземлился на причале по другую сторону пролива. Плохая примета, подумал судья. Однажды парень из дорожного патруля попытался его уверить, будто грифы-индейки знают не только, где их ждет пожива прямо сейчас, - они чуют ее заранее.

- Не сосчитать, сколько раз, - говорил патрульный, - я видел, как эти уроды кружили над тем самым местом в Тамиами, где через день-два случалась авария. Трудно поверить, но спросите любого полицейского, который на шоссе дежурит, он подтвердит.

Здесь, над маленьким безымянным островом, грифы кружат почти всегда. Должно быть, от него исходит запах смерти. Да, наверное. Другого объяснения нет.

Судья пустился в путь по узкой тропинке, которую сам же и протоптал за десятилетия. Нужно наведаться к дюне на том краю острова, где тонкий песок, а не камни и ракушки, а потом он вернется к лодке и выпьет припасенную бутылку холодного чая. Возможно, по-дремлет на утреннем солнышке (он теперь часто впадает в дремоту, надо полагать, для девяноста лет это естественно), а когда проснется (если проснется), отправится в обратный путь. И если повезет, пытался внушить он себе, то дюна окажется нынче всего лишь обычным песчаным холмиком, как чаще всего и бывает. Но что-то подсказывало: сегодня будет иначе.

Он знал. И чертов гриф знал тоже.

На песчаной стороне острова судья простоял довольно долго, сцепив за спиной узловатые пальцы. Спина болела, ныли колени, мучительно сводило кишки. Но он не обращал внимания. Об этом он подумает потом. Не сейчас. Сейчас его занимала только дюна и то, что на ней написано.

Энтони Уэйленд явился к Бичеру в Пеликен-Пойнт ровно в семь ноль-ноль, по уговору. Пунктуальность судья ценил - и на службе, и в частной жизни, - а мальчик, надо отдать ему должное, отличался пунктуальностью. Кстати, не стоит называть его мальчиком в лицо, хотя здесь, на юге, вполне допустимо обращение «сынок». Что человеку за девяносто всякий сорокалетний кажется мальчишкой, этого Уэйленд не поймет.

- Рад вас видеть, - сказал судья, провожая Уэйленда в свой кабинет. Кроме них в доме никого: Кертис и миссис Рили давно вернулись к себе в Нокомис-Виллидж. - Вы захватили с собой документы?

- Конечно, судья, - ответил Уэйленд, раскрывая адвокатский кейс и вытаскивая толстую пачку бумаг, скрепленную большой металлической защелкой. Не пергамент, как в былые дни, но все же плотные, тяжелые, роскошные на ощупь листы. На заглавном угрюмым готическим шрифтом (судья мысленно именовал его кладбищенским) надписано: ПОСЛЕДНЯЯ ВОЛЯ И ЗАВЕЩАНИЕ ХАРВИ Л. БИЧЕРА

- Отчего же вы не составили завещание сами? Я, должно быть, меньше знаю о наследственном праве штата Фло-рида, чем вы успели забыть.

- Вполне вероятно, - самым сухим из своих сухих тонов подтвердил судья. - К моему возрасту почти все успеваешь забыть.

Уэйленд покраснел буквально до кончиков волос:

- Я не имел в виду…

- Знаю, что вы имели в виду, сынок, - сказал судья. - И не обижаюсь. Нисколечко. Но раз уж вы спросили… Помните старую пословицу: кто берется выступать собст-венным поверенным, у того клиент - идиот?

Усмешка расползлась по лицу Уэйленда:

- Слыхал не раз и сам пускаю ее в ход, когда выступаю в роли государственного защитника, а какой-нибудь поколотивший жену придурок или водитель, скрывшийся с места аварии, заявляет мне: «На суде я и сам справлюсь».

- Конечно, слыхали, но вот вам вторая ее половина: у юриста, который берется выступать собственным поверенным, клиент - клинический идиот. И не важно, идет ли речь об уголовном, гражданском или имущественном праве. Перейдем к делу? Время поджимает. - Последняя фраза имеет второй, внятный лишь судье Бичеру смысл.

Перешли к делу. Миссис Рили оставила к ужину кофе без кофеина, однако Уэйленд предпочитает колу. Под диктовку судьи он записывает поправки к завещанию. Сухим судейским тоном Бичер меняет прежние распоряжения, добавляет новые. Самое существенное - четыре миллиона долларов Обществу охраны природы и побережья округа Сарасота. Чтобы получить деньги, Общество должно будет исхлопотать у штата статус заповедника для некоего острова у берега Пеликен-Пойнт и запретить доступ туда человеку.

- Для них это никаких трудностей не представляет, - заметил судья. - Вы поможете им с подготовкой документов. Я бы предпочел, чтобы вы сделали это бесплатно, однако решать, разумеется, только вам. Одной поездки в Таллахасси будет достаточно. Губернатор Скотт и его друзья по Чаепитию (консервативное политическое движение в США. - Esquire) придут в восторг.

- Почему?